На задворках Солнечной системы

Единственное, что оказалось по-настоящему неожиданным и опасным, так это наличие у Романова лучемета. Эта игрушка была создана не государственными конструкторскими бюро, а силами все тех же молодых энтузиастов, среди которых нашлись в том числе и мастера-оружейники. И получилась, надо сказать, удачной. Вот только зря капитан за нее хватался, определенно зря.

– И вы хотите сказать, вся эта история с кучей трупов и морем крови оказалась следствием того, что молодежь почувствовала себя вершителями судеб? – недоверчиво спросила Кривоносова, когда Серегин закончил.

– Скорее уж, кучей нервов, Люд, – вздохнул контрразведчик. – Реально нашему капитану ведь ничего не грозило. Провели бы беседу, объяснили порядок вещей, подписал он пару-тройку бумажек о сотрудничестве – и все. Перспективный был офицер, великолепный пилот. Жаль…

В рубке повисло неловкое, гнетущее молчание. И в первый раз Басов пожалел о том, что согласился на этот полет. Приключений захотелось. Вспомнил молодость, называется. Только забыл, что молодость – это еще и трупы тех, с кем успел подружиться, вместе месили грязь дорог, копали окопы и шли в атаку… И вот ты – есть, а они – были. Только и разницы, что там кровь смешивалась с грязью, а здесь растеклась по блестящему от чистоты пластику. А результат-то один…

Пока профессор неожиданно для себя предавался интеллигентским рефлексиям, вновь заговорила Кривоносова. Нервно потеребив пальцами кончик хвоста, в который она так и продолжала собирать волосы, астрофизик спросила:

– А… скажите. Вот вы нам все это рассказываете, так вот запросто, а ведь это все секретные сведения, разве нет?

– Секретные… – кивнул контрразведчик, впервые с начала разговора переставший буравить глазами кружку с давно остывшим кофе и поглядевший на кого-то с интересом.

– И… что с нами теперь будет?

– С вами? – Серегин выглядел всерьез озадаченным, но потом, видимо, сообразив, о чем речь, криво усмехнулся. – Да ты, Люд, страшных историй в детстве переслушала и дурных книжек перечитала. Ничего вам не грозит. Вы уже одним фактом своего путешествия узнали столько секретного, что это – всего лишь эпизод. И в подписках о неразглашении вы давно, как в оберточной бумаге. Максимум, что будет, еще один автограф поставите, а то и без этого обойдется. У нас ведь тоже работают не дураки и не людоеды. Так что успокойся. К остальным это, кстати, тоже относится.

Это он вовремя сказал, потому что мысль о последствиях начала потихоньку добираться даже до самых заторможенных мозгов. Серегин это, похоже, тоже понимал и потому, выдержав паузу, чтобы все переварили информацию, спросил:

– Ну что, еще вопросы есть?

И тогда подняла голову Петрова, до того упорно смотревшая в пол. Медленно подняла глаза и спросила:

– Илья Борисович, скажи… О каком вражеском агенте говорил тогда капитан?

– Гм? – Серегин на пару секунд задумался. – Откровенно говоря, я надеялся, что вы пропустили это мимо ушей. Ну да раз пошла такая пьянка… Подпиской больше, подпиской меньше, переживем. Если кратко, с большой долей вероятности у нас на борту находится иностранный разведчик. Не диверсант – диверсантом был Исмаилов. Именно разведчик, сумевший подключиться к сети корабля и снять данные по работе гипердвигателя. Вот, вкратце, и все.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

– А чего, спрашивается, нервничать? Через пару часов мы будем на Европе. Извините, конечно, но всех вас проверят на полиграфе. И все, вопрос решен.

– Полиграф, я слышал, можно обмануть, – вмешался Иванов.

– Можно, – спокойно кивнул контрразведчик. – Если знать, как. Не страшно, не разберемся здесь – разберемся на Земле, только и всего.

То же место. То же время

Угу, разберетесь вы, как же. Но опасения ты подтвердил. Впрочем, и так ясно было. Значит, придется на пути к Земле что-то делать. Эх, надо было после прыжка, когда все пребывали в расслабленном состоянии, валить их и уводить корабль. Ошибся, не подумал… Ладно, то же самое можно сделать и на последнем этапе полета, а там уж возможны варианты. Жаль только, Сатурн вблизи увидеть не удалось и теперь уже вряд ли когда-нибудь получится. Но чем-то надо жертвовать, и собственная шкура на чаше весов однозначно тяжелее.

То же место. То же время

– А чего время терять? – усмехнулся Басов. – Слушай, Борисыч, у тебя ведь и здесь аппаратура нужная имеется, а?

– Имеется, – не стал отрицать очевидное Серегин. – Но стационарная все же надежнее.

– Тоже верно. Впрочем, я тебе и без нее скажу, кто есть кто.

– И? – кто это сказал, Басов так и не понял, но повернулись к нему все, разом, и смотрели ну очень заинтересованно. Что же, не стоит их разочаровывать.

– Ну, все же просто. Петр Геннадиевич, тебе как, рассказать нам нечего?

– Тебе не кажется, что прежде, чем говорить такое, надо иметь веские основания, – сухо процедил Иванов.