На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

– Итак, господа, – начал Атрыганьев, – в нашей кассе имеется две тысячи сто восемь рублей. Из названной суммы и следует исходить в выборе талантливого живописца. Бесспорно, каждый из нас понимает, что лицом в грязь наша Уренская губерния не ударит… Выберем так выберем!

Все притихли, словно завороженные.

– Так сколько там всего? – спросил Боровитинов.

– Две тысячи сто восемь, – повторил предводитель.

– С такими-то деньгами… – вздохнул Алымов.

И опять долго молчали, прицениваясь к наличности.

– Ну, господа, – напомнил Атрыганьев, – приступим к выборам русского Рафаэля… Прошу назвать, кого вы знаете из великих мастеров кисти в России?

– Две тысячи, – повторил Алымов, – мать честная!

– Петр Алексеевич, не отвлекайтесь, – внушал ему предводитель. – Итак, господа… прошу!

– Айвазовский, – подсказал Уваров.

– Покойник. Да и не то: состоял по морскому ведомству.

Батманов откинулся в кресле и уверенно начал:

– А я, господа, Бабакая Наврузовича видел… Дворянство оживилось:

– А что он? Говорят, повара из Нижнего вызвал?

– Да хвастал, подлый, что ему двух осетров из Астрахани привезли…

Атрыганьев призвал собрание к порядку:

– Господа, господа! Не следует отвлекаться… Давайте сначала изберем художника.

– Худого не надобно, – предложил Каськов.

– Репина! – подсказал Отребухов.

– Это какой же Репин? – спросил Алымов.

Каськов возмущенно фыркнул:

– Да тот, который траву жрет. Стыдно не знать, батенька!

Алымов смущенно покраснел:

– А-а… А то ведь со мною в лейб-гвардии Финляндском служил один Репин. Да только – нет, шалишь! Его, брат, травкою не прокормишь…

Нервный князь Тенишев сверкнул черными глазами:

– Какие вы глупости говорите, господа! Разве же поедет Репин, профессор Академии, чуть ли не тайный советник, почти генерал, сюда к нам – в Уренскую губернию?

– А почему же не поедет? – возмутился Уваров. – Сам щи лаптем хлебал, а мы, столбовые, зовем его да еще и деньги платить собираемся.

– И немалые деньги, – снова опечалился Алымов. – Дай их мне, так я бы… без кумы обошелся!

Атрыганьев опять стал призывать собрание к порядку:

– Господа, так мы не решим вопроса… Вносите дельные предложения.

Петрищев робко спросил:

– Простите, Борис Николаич, а сколько там собрано?

– Повторяю: две тысячи сто восемь… Решайте, господа!

Батманов вытащил свое грузное тело из кресла.

– Вот что я скажу! – заявил он решительно. – Ежели ехать, так ехать надо сейчас… Потому как уха из осетров бывает хороша только с пылу да с жару!

– Слов нет, – загалдели дворяне, – в «Аквариум»… Чего там? Бабакай ждет… По дороге обсудим!

Князь Тенишев рассудил за верное прихватить с собой и всю кассу для написания портрета.

– Репин, – нервно заявил он, – все равно к нам не поедет. А другие берут и дешевле…

– Вы думаете, князь?

– Клянусь! Едем, господа…

Поехали. Взяли отдельный кабинет, уютно расположились. Бабакай Наврузович быстро распорядился. Шампанское потекло рекою. Поговорили еще немного о художниках.

Пришли к общему убеждению, что хороших живописцев на Руси не стало.

– Упадок, господа, упадок! – горячо толковал князь Тенишев. – Мы живем в эпоху упадка святого искусства…

Отребухов прослезился и вынес предложение, что по случаю упадка не мешает позвать арфисток. И арфисток позвали. Одна из них, оказывается, была близка к художникам.

– Вот-вот, – обрадовался Каськов, – а мы как раз этим и занимаемся…

Выяснилось, что арфистка позировала самому Семирадскому. После чего Батманов попросил ее раздеться.

– Эка! – ответила та басом. – Да мне Генрих Ипполитович по сотенной платил за раздевание.

За этим дело не стало: Атрыганьев выложил сто рублей, не прекословя. Другие арфистки тоже оказались близки к русской живописи. Но им дали только по четвертной.

– Извините, – сказал Отребухов, – но нам еще портрет писать надобно… А так берут, так берут!

Всю ночь в «Аквариуме» играл румынский оркестр и навзрыд плакали скрипки. А когда над Уренском всходило солнце, дворянский комитет разбредался по домам, чтобы встретиться завтра снова.

– Семирадского! – решили на прощание. – Семирадского, и дело с концом…

На следующий день Атрыганьев в комитет не явился и передал кассу Боровитинову. Князь Тенишев, Батманов и Уваров тоже блистали отсутствием.

Остались мелкотравчатые.

– Итак, господа, – скромно начал Боровитинов, – в активе у нас числится пятьсот шестьдесят рублей…

Алымов сказал:

– Это все князь Тенишев – он первый начал. А уж как мне Репина-то хотелось…

– Репина, – кашлянул Боровитинов, – мы, конечно, вызывать не будем. Говорят, он зазнался. Что же касается Семирадского, господа, то инспектор женской гимназии Бобр сообщил мне, что Семирадский волею божией недавно помер.

– Не повезло, – взгрустнул Петрищев.

– А потому, – продолжал Боровитинов, – надо исходить из реальных возможностей… Прошу, господа!

– Тогда… в «Лондон»? – сказал Каськов.

– Ну-у, – протянул Алымов. – Нашли, куда ехать!

– Почему? Там ведь кулебяки неплохие бывают…

Боровитинов затряс колокольчик:

– Помилуйте! А на что же портрет писать?

Петрищев возмутился: