На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

Ровно через три минуты, весь в мыле, как запаренный конь, прилетел Сущев-Ракуса, сразу заговорил:

– Князь, простите, князь. Ведь он сдуру, не подумав… Уж я учу его, учу. Ей-ей, князь, он и сам испугался… Что угодно просите, князь. Только сердца на нас не имейте. Мы и так несчастные люди! Всюду – презрение. Ежели еще и вы… Князь, простите! Ведь Дремлюга-то плачет…

Мышецкий сумрачно помолчал, потом стал отходить:

– А что, правда, плачет?

– Прикажу – заплачет. Простите, голубчик… а?

– Никогда не видел плачущего жандарма.

– А хотите посмотреть? Пусть попробует не заплакать…

Сергею Яковлевичу это надоело:

– Ну и ладно. А мягкий вагон для вашего Шурки заказывайте сами. Моя фирма таких расходов не учла! Если угодно, можете к Симону Геракловичу обращаться: он комфорт ценит более меня.

В самый разгар этого разговора вошел обеспокоенный Огурцов и доложил, что в присутствие прибыла княгиня. Мышецкий, сразу почуяв неладное, выскочил из кабинета. По лицу Алисы он понял: дома что-то случилось.

– Serge! – кинулась к нему жена. – Только ты… умоляю. Наш мальчик умирает… Спаси, Serge, спаси!

И наступили тяжелые дни. Князь Афанасий был до этого отменно здоров, уже ползал по полу, и вдруг… Мышецкие были растеряны: детских врачей в Уренске не числилось. А другие никак не могли доискаться до причины болезни.

Врачи тоже выглядели конфузно: ребенок все-таки губернаторский, и от его выздоровления зависел их врачебный престиж в провинции. «Кажется, круп, – пожимали врачи плечами, – круп, осложненный дифтеритом, занесенным с улицы…»

– Проклятье, – говорила Алиса. – Зачем ты завез меня в эту варварскую страну? Зачем, зачем… Я просила тебя, чтобы не бывал ты среди прокаженных детей. Зачем ты ездил на это гнусное Свищево поле? Ты не жалеешь меня и сына…

Сергей Яковлевич возразить не мог: если это дифтерит, то несомненно занесенный именно им, с его одеждой, с его дыханием, которое он донес до своего дома от бараков Свищева поля.

С трудом он выпрямился из-под гнета обидных слов:

– Оставь. Я сделаю все…

Борисяк подсказал ему вызвать из Казани профессора Калашникова, который – в ответ на приглашение выехать в Уренск – сразу же запросил тысячу рублей. Сумасшедшие деньги! Мышецкий был вынужден согласиться.

Потрясенный, князь не заметил, что к опасениям Алисы за жизнь ребенка прибавился еще и страх обнаружить полное безденежье в доме.

И совсем неожиданно, как в конце святочного рассказа, с улицы раздался звонок – короткий и требовательный. Это был молодой Иконников, и Мышецкий заметил торчавшую из его кармана докторскую трубку.

– Я бы хотел осмотреть вашего ребенка, – сказал он. Сергей Яковлевич взирал на него с удивлением, и тогда уренский чаеторговец поспешно добавил:

– Чтобы у вас не оставалось сомнений, я могу предъявить диплом Сорбонны, в которой я занимался как раз медициной…

– Пройдите, – предложил Мышецкий.

Алиса тихо плакала у дверей, пока Иконников оставался наедине с ребенком. Геннадий Лукич вышел из детской, спросил спокойно:

– У дитяти, кажется, очень рано прорезались зубки? Да?

– Да, – эхом отозвалась Алиса.

– Занятно! – произнес Иконников. – История знает только два примера ранней зубатости: Мирабо и Людовик XIV… Успокойтесь, мадам: князю Афанасию ничего страшного не грозит. Позвольте мне осмотреть кормилицу?

Сана стыдилась обнажаться перед этим молодым и красивым мужчиной.

– Не упрямься! – набросился на нее Мышецкий. – Никто не думает сейчас о твоих прелестях…

Через короткий срок осмотр кормилицы был закончен.

– Это не женщина, а вулкан здоровья, – пошутил Иконников. – Алиса Готлибовна, вы, конечно, употребляли муку Нестле? – спросил он.

– Да. Скажите, что с ним? Говорят, круп…

Иконников повернулся в сторону главы дома:

– Вы, князь, кажется, запрашивали Казанский университет, чтобы прислали профессора Калашникова? Так я советую телеграфировать о ненужности визита. Надобность в трахеотомии отпадает. Единственное, что мне требуется сейчас, это помощь опытного врача. Таковым я признаю в нашем Уренске только одного господина Ениколопова… Вы не будете возражать, если Вадим Аркадьевич появится в вашем доме?

Ениколопов с Иконниковым пробыли в доме вице-губернатора целый день и две ночи. Врачующий эсер повел себя несколько диктаторски, и никаких консилиумов с уренскими врачами не дозволял на том основании, что они… бездарности.

Впервые Мышецкий услышал, как нежно может разговаривать Ениколопов: не с больным ребенком, нет, а с миллионером Иконниковым (оказалось, они были давними друзьями).

Как они лечили маленького Афанасия – этого никто не знал, но беспамятство, в которое уже впадал младенец, кончилось. Вот он и улыбнулся, завидев мать. Чихнул на солнце, и тогда Ениколопов быстро собрал свой чемоданчик.

– Целую ручки, мадам, – сказал он Алисе, но ручек ее он целовать не стал и, не дожидаясь изъявления благодарности, покинул дом вице-губернатора – будто его здесь и не было.

Додо, просидевшая все эти дни в тени гостиной, подошла к брату, любовно погладила его по небритой щеке:

– Ты не представляешь, Сергей, что я пережила за эти дни, пока был болен князь Афанасий…