На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

– Не надо бояться страшных слов, – смело сказала девочка-женщина. – Что вы советуете нам, князь?

– Во избежание аграрных недоразумений, – не очень смело отвечал Сергей Яковлевич, – я бы на вашем месте, господа, все-таки стал бы получать доход прямо с мужиков, отдав им пустующие земли в арендное пользование. Уверяю вас: доходы только возрастут, и вы избавитесь от своеволия управляющих вашей экономией.

– Опять корова! – вдруг крикнула женщина.

Из гущи цветов высунулась добрая умильная морда коровы, громко хрумкающая траву. Жеребцова с проворством спартанского юноши выскочила из веранды и, схватив палку, обратила животное в бегство. Двумя прыжками, как молодая львица, вернулась обратно. Села в качалку, даже не запыхавшись.

– Как вы бегаете! – поразился Мышецкий.

– О да, – Ксюша тряхнула копною волос. – Мой папочка, – показала на мужа, – сулил золотой тому молодцу, который меня догонит.

– И…? – спросил Сергей Яковлевич.

– И золотой остался у нас! Вот так… Что же касается ваших предложений, князь, то позволю ответить лишь за себя. Жена действительного статского советника, я консерватка по убеждениям и никогда не страдала мужиколюбием.

– Но буры, мадам, имели мужество признать за очевидное могущество Англии и подчинились ей! – сказал Мышецкий.

– То буры, – ответила женщина, снова опалив гостя взором из-под бровей. – А мы, дворянство, не уступим лапотникам…

Мышецкий понял, что попал в самое гнездо реакционно-помещичьих настроений. И совладать с таким настроением нелегко, ибо так же, как мыслят супруги Жеребцовы, мыслит ныне и большая часть земельночиновного дворянства, и с этим (хочешь не хочешь) надо считаться. Тогда князь перевел разговор на пути общественной жизни России: сослался на труды земских работников, сказал, что нельзя ныне смотреть на Россию как на собственное имение.

– Извините, мадам, – закончил он с ядом, – но я хотел бы спросить вас… А вы не боитесь черкесов?

– Они получают по рублю в день на всем готовом. Я не виновата, что власть губернии бессильна оградить нас от хаоса!

Мышецкий понял: эта девочка сильно может укусить. Он проглотил полученную оплеуху и произнес – в продолжение разговора:

– Значит, вы находите, что вас надобно ограждать? От кого?

Жеребцова гневно смолчала, ответил за нее муж:

– Ксюша права: от мужиков надобно заградиться…

– Вот в чем весь ужас, вот об этом-то я и толкую, – подхватил Мышецкий. – Разве можно жить, заградясь от народа нагайками?

Госпожа Жеребцова вскинулась из качалки, сказала лакею:

– Нельзя ли кофе подать в кабинет?..

На лестнице Мышецкого поймал за рукав Чиколини, шепнул:

– Князь, тут невесело… Дайте три рубля, не пожалеете.

– А что тут? – спросил Мышецкий, сунув ему деньги.

– Дворецкого, – ответил полицмейстер, – с потрохами за три рубля покупаю. Здесь психи живут, князь. А мужики – воют…

За кофе Жеребцов переглянулся с женой и заговорил:

– Сейчас я работаю над проектом, который вернет России все ее былое величие… Ксюшенька, куда ты дела мой эскиз?

Мышецкий был в ужасе: не хватало еще выслушивать чьи-то дурацкие проекты – он уже и без того устал, а вся борьба впереди.

– Ради бога, – попросил князь, – поведайте так… на словах…

– Ксюшенька, расскажи ты сама князю, как мы думали с тобой вечерами в парке… Помнишь? Мы еще карасей тогда удили!

Девочка-помещица (которой бы жить в восемнадцатом веке) сказала четко:

– Никто не уполномочивал, князь, наших либералов говорить от лица народа. Мы еще увидим ряд скандальных процессов над земскими самозванцами! Мужику нужна власть, и – все! А несчастную Россию следует разделить на полки…

– Как? – навострил ухо Мышецкий. – Как надо разделить ее?

– На полки! Как при Аракчееве, – с ухмылкой ответила женщина. – Что бояться этого имени, князь? Аракчеев был великий человек, и пора уже реабилитировать его имя. Бюрократия же и при правовом порядке России нужна, но земский собор пусть тоже существует. А выборы надо проводить по полкам…

Мышецкий содрогнулся от макушки до пяток: «Боже милостивый, что за ахинею несет эта дамочка?» Он вспомнил мужиков: пришли они к нему раз, притащились два, встретили на околице сегодня, у них уже рубашки прикипели к лопаткам, а тут… «Аракчеев, земский собор, военные поселения…» Что за бред?

– Не забывайте, мадам, – напомнил он подавленно, – что опыт военных поселений Аракчеева обернулся для России чугуевскими и новгородскими бутами поселенцев…

Князь оглянулся: Жеребцова уже не было, и женщина шепнула:

– Мой муж обожает, когда я подвергаюсь опасностям.

– Мадам! О какой опасности вы говорите?

– Но вы же – мужчина, князь. А мы – одни, совсем одни…

Сергей Яковлевич, отгоняя лукавого, встал и начал говорить. Долго и утомительно звучал над женщиной его монолог о том, что он не верит в будущность бесправного нищего мужика, как не может верить и в будущность помещичьего хозяйства на Руси…

– …как угодно, мадам, – закончил князь, – но я снова предлагаю вам именно ту форму землевладения, о которой и просят вас мужики. Дайте им засеять пустоши, нельзя травам гибнуть на корню. Пожалейте хотя бы не мужиков, но их скотину…