На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

Ивасюта ушел в глубокое «подполье» — в публичный дом, на продавленную ухажерами кровать своей Соньки. Дела — швах: Моня накрылся, от Борьки-милиционера теперь не отвяжешься. Спать надо вполглаза: как бы из-за угла не кокнули! Остался один друг ситный, понимающий толк в революциях, — это Сева Загибаев, бывший конторщик с вокзала. Вот с ним хорошо: пьет Севочка, как лошадь, и ни о чем не спрашивает. Однако и одному скучно — даже Сонька надоедать стала.

— Отвяжись, сучара, — сказал Ивасюта женщине и спустился в общий зал, размещенный внизу публичного дома, где бренчало старое пианино, пиликали две скрипочки — «пили-пили, пили-пили…»

«Тьфу! Разве же это музыка? Вот бы на гармони сыграли…» Ивасюта зорко огляделся: нет ли подозрительных? На всякий случай взвел на боевой упор браунинг. Вдруг видит — воры: Холоденко, по кличке Клещ, да еще Ленька Шибздик, из обираловцев.

Ивасюта подсел к ним за столик, ошеломил перстнем.

— Что слышненько? — спросил небрежно, скучая.

— Шпалер треба, — ответил Клещ. — Нэма?

— Много хочешь, — сказал Ивасюта. — А на что тебе?

— Да тут пришить одного надо.

— За что?

— Да, понимаешь, дело такое: у него дырка в ж…!

— А-а-а, недостаток серьезный, — согласился Ивасюта. — За такое дело одна ему дорога — на кладбище!

Стали пить (платил Ивасюта). Броско горел, ослепляя блатных, бриллиант на пальце «безмотивца». Опьянел с тоски, засасало.

— А вы — ничего, — говорил Ивасюта, вихляясь на стуле. — Меня ваша программа вполне устраивает. Тоже ведь подрываете основы буржуазного общества… Шпалер, говоришь, надо? Так этого дерьма у нас полные комоды стоят. Тридцать копеек штука!

— Дай мне тридцать копеек, — запросил Шибздик. Ивасюта щедро дал ему все тридцать рублей:

— Я богат ныне, только фарт кончился. А мир этот подлый я похороню… Будут все люди братья!

— Как же, — ответили обираловцы. — Мы только так на людей и глядим: как бы нам побрататься с ними карманами…

Ивасюта взял со стола недопитую бутыль, сказал:

— Айда в номер — к Соньке моей, она баба верная: ни хрена не понимает, что говорят люди умные…

Воры шли за Ивасютой след в след, как охотники. Их тоже покачивало, но сознание в головах, привычных к алкоголю, не угасло.

— Ежели на мокрое пойдет, — шепнул Клещ (вор матерый), — так мы его приспособим. Денежный да идейный… Мы его шестеркам кинем, а сами на матавихер отколемся. Пущай Дремлюга с ним курит, а мы — сбоку четыре и восемь налево! Ша!

В номере Ивасюта посадил к себе на колени Соньку и запел, высоко поднимая стакан с вином:

Ты лейся, песня удалая,
Лети, кручина, алая, прочь.

Воры дружно подхватили — свою, любимую:

Посещал я трактиры, бильярды,
И часто я в карты играл,
Грабежи совершал без разбору,
И душой за людей я страдал.
А теперь вы, друзья, посудите:
Хорошо ли прожил я свой век?
Уже пахнет могилой порою,
А как будто не жил человек…

Явился потом Сева Загибаев из соседнего номера.

— Сева, — сказал Ивасюта, показав на воров, — зачислим их кандидатами нашей партии…

Сева пригнулся к нему, зашептал на ухо:

— Почтовый пришел из Тургая с губернатором вместе…

— Ну?

— Говорят, с казной… А ведро я приготовил как надо. Гайками напихал. Ломом разным. Не может быть, что на такое дело Дремлюга с Чиколишкой не клюнули… Тут-то они и кончились!

Воры переглянулись, а Ивасюта сказал им:

— Вы тут не мигайте, а то и в морду получить можете… Сева, обоснуй теперь ты, коли Мони не стало.

Сева — обосновал:

— Проще пареной репки: бедному — плохо, богатому — хорошо…

— А мы о чем говорим? — оживились воры.

— Мечется человек! — вставил Ивасюта.

— Еще бы не метаться, — согласились обираловцы.

— Сева, — заметил Ивасюта, — не отвлекайся, продолжай!

Сева — продолжил:

— Народ наш — дурак и болван! Он еще не дорос до сознательной борьбы с богатым. Только сам завидует богатым. Даже котелки носит такие же, как богатые носят. Демократы — пока их не жмут! Социалисты — пока сами ни хрена в кошельке не имеют… Верно?

— Золотые слова твои, — сказали воры и полезли целоваться.

Им это было надо, чтобы заодно общупать карманы.

— У них шпалеры, даже по два у каждого, — перешепнулись незаметно. — То, что нужно… Ребята, видать, теплые!

Так-то вот Ивасюта ловил себе новых товарищей-«безмотивцев» на свержение городовых и жандармов, а воры уловляли его на шпалер.

— Политика нам сбоку, — сказали они. — Нам эти мотивы ни к чему, пущай сидеть, так было бы за что…

— А мы, — утешил их «идеолог» Сева, — сами мотива не имеем. Вот был у нас товарищ один, тот еще грешил, да его вчера взяли.

Опьянели. Ивасюта взял стакан и стал грызть его зубами, выплевывая острые осколки на пол. Спрыгнула с колен Сонька.

— Ой, заберите его! — визжала девка. — Нажрется пьяным, потом всю посуду сгрызет. Что за кавалеры пошли таки? Нет благородности обхождения…