На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

— Я вам добра желаю! — ревел он. — А вы справку просите?

Как ни висли на нем, остановить не могли. Всех раскидал Евлогий, мрачно вещая и пророча кары господни, и ушел в степь.

Далеко-далеко ушел, раздвигая душистые травы.

Он шел на голоса Уренской лавры — на звоны колоколов…

8

Ну и тоска же в Запереченске!

Единственное развлечение — к поезду выйти, на перроне потолкаться. Барышням — новые туфельки показать, а сильному полу — пива на станции выпить. Скоро обыватели привыкли и к Борисяку. Таких, как он, много по провинциям ездит: чем-то приторговывают, чем-то спекулируют, — им-то что, люди коммерческие, вольные. Конечно, как и все запереченцы, хаживал Борисяк-Прасолов на вокзал, пил пиво в буфете станции — кавалер что надо! Усы, котелок сверкает, пиджак с искрой…

Машинист набирал воду в паровоз перед последним прогоном до Уренска, когда Борисяк, пройдясь по перрону, остановился и стал с любопытством разглядывать громадные раскаленные колеса. Казимир спрыгнул с трапа, наклонил масленку над шатуном.

— Как литература? — спросил Борисяк в сторону.

— Разошлась. Даже не хватило на всех.

— Никого не загребли из наших? Все спокойно?

— Вроде бы… А ты, Савва, уходи сейчас. Сматывайся отсюда.

— А что? — спросил Борисяк.

— Едет, — ответил Казимир. — В третьем вагоне. Еще увидит…

— Он?

— Да. Везу его… Прощай, дружище, уже гонг!

Быстрым шагом Борисяк направился в буфет. Медленно проплыли перед ним первые два вагона. И вот, в окне третьего, он разглядел знакомую сухопарую фигуру человека, сверкнувшего стеклами пенсне, — человека, с которым как-то странно связала его судьба.

А за вагонами первого класса потянулись громыхающие теплушки, натисканные рванью и голью переселенцев. Дети наивно (еще не ведая, что их ждет) махали руками уходящей станции, которая пропадала вдали… Вспомнил Борисяк безрадостное Свищево поле.

«Будет пожива», — подумал, вспомнив погосты и приют сирот…

Бенигна Бернгардовна Людинскгаузен фон Шульц стояла на этой уренской земле твердо, как солдат. Какая стать, какой взор, какая убежденность в своей непогрешимости!.. Заслугу изгнания Мышецкого из губернии она приписывала исключительно себе.

— Там, моншер, — показывала она пальцем на потолок, — там меня знают и помнят! Да и как не запомнить: перстень с бриллиантом — от великой княгини Евгении Максимилиановны, табакерка с алмазом — от принца Ольденбургского… Я сохранила связи!

Жизнь этой почтенной гадюки складывалась удачно. Еще один год службы на ниве народного попечения, после чего — отставка и солидная пенсия. А там ее ждет добродушный фатерланд с приятными родичами и утренним кофе, подаваемым в постель чистенькой фрейлейн в той самой кружке, которую так любила прапрабабушка.

Не хватало только — увы! — любви. Ужасный губернатор разорил девичье сердце. Во мгле российских странствий затерялась поздняя любовь — Павлуша фон Гувениус (саранчовый).

— Вернись, о юноша! — молилась она по вечерам…

В этой длинноногой жердине с таким же длиннющим именем-отчеством жила пылкая чувственность. Ну, конечно, она еще встретит того, который сложит к ее стопам ворох душистых тубероз, покрытых нежной утренней росою…

— Где ты, о юноша? Ты меня слышишь?..

Сегодня она сидела в своем кабинете, и чуткое ухо Бенигны Бернгардовны воспринимало шорохи непонятной для нее жизни сирот. Скоро уже вести на обед первую партию. Эти маленькие грязные существа, словно поросята, будут после сытного и обильного обеда рыться в отбросах помойки, поедая их ненасытно… «Фи, фи!»

Бенигна Бернгардовна обозревала сейчас статью Лины Кавальери6 под названием «Как я вырастила бюст»:

«Читая свидетельства древних и созерцая творения великих ваятелей классической эпохи, — писала Кавальери, — невольно изумляешься уменью гречанок сохранить красоту своих форм даже в зрелом возрасте. Между тем женщины древности никаких корсетов и грудодержателей не знали…»

— Я тоже не знаю, — сказала Бенигна Бернгардовна, поправив пенсне. — Правда, будем справедливы: бюст у меня отсутствует…

В конце статьи сообщались ценные сведения, как развить пышные формы бюста, которые «надолго сохранят женщине обожание любящего мужа и вызовут вполне оправданные восторги поклонников». Выход был таков: каждый день надо есть грецкие орехи!

— Все ясно, — сказала Бенигна Бернгардовна, выпрямляясь. — Конечно, мы еще мало знаем и изучаем древних…

Срочно отрядили двух дюжих дворников на базар. К ногам начальницы были доставлены мешки с орехами. Сирот разбили на отряды, с приказом — извлекать из орехов сочные, вкусные ядрышки.

— Чтобы занять им рты, — приказала воспитательница, — дабы они не вздумали есть мои орехи, велим им… петь!