На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

— Как-то странно, — сказал Мышецкий, расхаживая по кабинету. — Все говорят, что меня ждали, ждали… Вот я и прибыл, а что-то незаметно особой радости по случаю моего прибытия!

— Погодите, князь, — посулил Огурцов. — Еще навалятся…

— Ну-ну, посмотрим. — Раскрыл блокнот, записал: «Прокурор, разговор о милитаризме». — Какие еще дела? — спросил.

— Мужики, говорю, ждут. Жеребцовские.

— А-а, — вспомнил Мышецкий. — Мне лень к ним спускаться, пусть они сами поднимутся ко мне…

По тому достоинству, с каким предстали перед ним мужики, Сергей Яковлевич верно определил, что крестьянская сходка выбрала самых толковых ходоков, самых разумных и степенных. Князь вышел из-за стола, возвышаясь посреди кабинета. Не спеша кивнул.

— Итак, чем могу быть полезен, любезнейшие сограждане?..

Выяснилось, что село Большие Малинки, где стояла усадьба господ Жеребцовых, земельно богато — леса, пахота и покосы, все есть. Но все это лежит под спудом: Жеребцовы довольствуются лишь доходами, которые им представляет с имения жулик управляющий, а мужикам — ни пяди! Ни пяди им — хоть пропади…

— Слыхано ль дело? — говорили Мышецкому ходоки. — У нас скотинка под весну так худа, что в стойлах подвязываем, как бы не пала. А он косить не дает на пожинках, и трава, сударь, так и мокнет без толку. Лесок барин себе на дрова рубит, а нам избенку подправить нечем: черкесы эти засекут, коли щепки на дворе увидят… Эх, — заговорили мужики все разом, — кабы это именьишко да — к рукам! Не обобраться бы доходу с ево! Мы бы сами, сударь, платили ему боле, нешто он ныне имеет. А то ведь совсем в нищету вогнал… Раньше куды-ы как легше было житье!

Настроения мужиков были самые мирные — они, как дипломаты, только изложили перед князем желания своего мира. Вывод оставался за ним, за Мышецким, и откладывать с ним было опасно.

— Я глубоко сочувствую вам, — сказал князь. — Насколько я понял ваши желания, вы хотите, чтобы господин Жеребцов не держал землю впусте, а отдавал бы вашему миру на правах долгосрочной аренды… Так я вас понял?

— Так, так, сударь, — загалдели мужики, радуясь.

Все было ясно. Мышецкий попросил делегацию подождать внизу, а сам вызвал к себе полицмейстера, и Чиколини охотно подтвердил рассказ мужиков, вкрадчиво добавив:

— Жеребцов этот, князь, слух такой распустил по губернии, будто вы его большой друг-приятель. И жену его знаете…

— Урожденную княжну Кейкуатову? — засмеялся Мышецкий.

— Во, во!

— Так он врет, ничтоже сумняшеся. Одна встреча в Яхт-клубе еще не повод для хлеба-соли. Аграрные же беспорядки в губернии надобно пресекать в корне! Пока мужики еще только просят. Будет хуже, если «петуха» подкинут… А что думает Атрыганьев? Это его статья — вникать и убеждать дворянство.

— Пропащий человек, — ответил Чиколини. — Его ваша сестрица изволили в Заклинье, как собачонку в будку, загнать. Теперь его оттуда и на бабца не выловишь!

Мышецкий задумчиво повертел на пальце ключик от своего стола.

— Знаете, — заявил, — а ведь я решительно выступлю на стороне мужиков. Да… Попробуем сломать хребет этому Жеребцову, дабы он не раздражал мужиков. А чтобы все выглядело приличным образом, я сам съезжу в Большие Малинки, как бы ревизуя уезды. Да и вас с собой прихвачу… не возражаете, Бруно Иванович?

— Нет, не возражаю. Отчего бы не прокатиться?

— А сейчас, Бруно Иванович, спуститесь к мужикам. Не говорите им, что я буду стоять на их стороне. Не надо! Скажите просто: мол, губернатор обещал во всем срочно разобраться…

Из окна своего видел Мышецкий, как по пыльной улице, ярко освещенные заходящим солнцем, маша руками и гуторя, удалялись сельские ходоки. «И пошли они, солнцем палимы…» — вспомнилось нечаянно князю.

— Огурцов! — позвал он. — Двухспальную, может?

— Точно так: одной — мало, три — стыдно.

Сергей Яковлевич повертел в пальцах рюмку с рыжим коньяком.

— Удивительно! — сказал. — Оказывается, нет в России решенных вопросов. Жизнь сложнее, Огурцов, кажется из губернаторского окна, нежели из окон министерства… Да что там! Выпьем…

И тут же наполнили по второй. Мышецкий рассуждал:

— Какой-то микроб пьянства заложен, Огурцов, в этой Уренской губернии со дня сотворения ее при Петре Первом… Ну что ж. Если мы и сопьемся, так сопьемся, никому не делая зла, но стараясь следовать неуклонно только к благу. И да простит нас бог!

Выпил и еще раз выглянул на улицу: мужики уже прошли.

— Не надо третьей, — сказал. — Это же стыдно…

2

Там, где Дворянская улица смыкается с Влахопуловской, с вечера стал бродить полупьяный хулиган — раздерганный и страшный. Лет ему было так под сорок. В руке он держал громадную кружку, время от времени встряхивая ее в заскорузлой ручище, немытой.

— Эй, православные! — взывал он к прохожим. — На дело святой Руси (дело верное) ссудите истинным патриотам…

Особенно приставал глашатай к людям, в городе заметным, говорунам и прочим. Подцепил и Бобра.

— Господин учитель, — взвыл он с угрозой, — подайте на благо народа… Как это по-латыни? Спонтэ суа, синэ лэгэ! По собственному, так сказать, почину — без давления закона…

Бобр ускорил шаги, но тот хватал его за хлястик.