На закат от Мангазеи [СИ]

— Там твоя служба, воевода, — сказал Макарин. — Ты обязан это сделать.

— Да, — Кокарев задумался. — А твоя служба, дьяк, сидеть в приказе да бумаги перебирать. И какого лешего ты в пустоши сбежал? Служек не нашел? Так я б тебе уступил парочку.

— Привык все делать самостоятельно.

Воевода вздохнул.

— Да, такой недуг мне известен. Сам болею. Если что важное один могу сделать — один и сделаю. Плохие мы с тобой начальники, дьяк.

— Время такое. Никому веры нет.

Иринья сидела на носу лодки, закутавшись в ворох шкур и накидок. С последней стоянки она не сказала ни единого слова, только вздрагивала, когда с берега доносился треск веток и шорох листьев, будто пробирался там кто, то ли человек, то ли зверь, то ли чудище. Шубин пару раз подсаживался к ней, бросив весла, пытался говорить, но девка продолжала сидеть, молча и неподвижно, втянув голову в плечи и уткнув нос в меховой воротник.

— Н-да, — сказал воевода. — Такой крюк сделать, страх пережить, мухоморов нанюхаться, и все бестолку.

— Пока рано выводы делать, — возразил Макарин. — Ее видение было смутным. Возможно, оно еще поможет.

— И ты в это веришь? — фыркнул воевода.

Макарин не ответил. Он помнил подземный мрак и бесплотный голос, шепчущий про отшельника в высоком срубе. И не знал, что услышала и увидела там Иринья. Девка отмалчивалась долго, до самого полудня, да и на стоянке была немногословна. Буркнула что-то про потерянный след, какого-то следопыта да самоедское стойбище на излучине, а потом долго шепталась с Хадри, чертила на заиндевевшем песке знаки и символы, пока Хадри не осклабился и не закивал радостно, видать, вспомнив, где оно, это стойбище. Покинув озеро, они постепенно стали заворачивать на закат, а потом и на север, в земли самоедов.

— Ворожейство дело тонкое, — сказал Шубин. — Прямых ответов в нем не бывает. Одни намеки. И караван наш, стало быть, скрыт такой пеленой, что даже подземные духи его не замечают. Они только указали следующую остановку на нашем пути. Там все и узнаем.

Воевода проворчал что-то, сплюнул и отвернулся.

Лес постепенно исчезал, растворялся сперва в невысоком редколесье, потом в болотистых низинах. Река разлилась шире и теперь сверкала в лучах заходящего солнца, как серебристая лента, зажатая меж посеревших от стужи холмов.

— Сдается мне, разбойную крепостицу мы в стороне оставляем, — проворчал воевода, разглядывая окрестности.

— Твоя правда, — сказал Шубин. — Она там, на восходе, меньше полудня пути. Доберемся до стойбища, наймешь охотника с лодкой или нартами, он тебя и довезет до твоих казаков. Я бы, впрочем, не рассчитывал, что они тебя дожидаются.

— Это как? — вскинулся Кокарев.

— Когда мы их покидали, то слышали разговоры. По крайней мере часть из них хотела в Мангазею возвращаться, как только канасгетское войско подальше отойдет.

Воевода засопел, свирипея.

— Их можно понять, — продолжил Шубин. — Начальник в плен угодил. Вокруг дикари да разбои. Что им еще делать?

Воевода бормотнул еле слышно про «сгною в остроге» и погрузился в черные размышления.

— Не страшись, воевода. Заплатишь поболе, тебя и до Мангазеи довезут. Главное, идти сторожно, лучше топями да речными закоулками, куда лесные воины навряд ли сунуться.

— Топями, значит, — усмехнулся Кокарев. — Ты насоветуешь.

Шубин пожал плечами и отвернулся.

До места они добрались только к вечеру, когда солнце уже коснулось далекого затуманенного горизонта. Река здесь делала широкую петлю, огибая плоский мыс, и разделяясь на два протока. Длинный песчаный берег полого поднимался к низким зарослям березняка, перед которыми виднелись расставленные в беспорядке конические самоедовы шалаши.

Их было много, несколько десятков, маленьких и больших, высоких и низких, украшенных орнаментом или покрытых старыми дырявыми шкурами. К реке тянулись растянутые рыболовные сети. На берегу лежали кверху днищем почерневшие лодки.

— Это место, Иринья? — громко спросил Шубин.

Иринья хмуро разглядывала стойбище, берег, корявые деревья вдалеке. Потом указала на один из шалашей, на выцветших шкурах которого едва угадывались блеклые белые символы.

— Нам туда, — тихо сказала она и снова спрятала нос в меховой воротник малицы.

Лодка повернула к берегу. Стояла мертвая тишина, только свистел ветер и шептали пологие волны.

— Стойбище пустое, — прошептал воевода и достал из мешка самопал.

Людей на берегу не было. Не горели костры и не поднимался легкий дым над верхушками шалашей. Никто не вышел их встречать, когда нос лодки со скрипом уткнулся в лежалый мерзлый песок. Только облезлая псина бродила неподалеку, хромая на обе задние ноги.

Хадри первым спрыгнул на берег, подтянул канат, привязал его к ближайшему столбу, черному, будто вымазанному сажей.

Воевода указал Макарину на скрытое дерюгой оружие.

— Бери. Чую, здесь оно точно не помешает.

Они выбрались на берег, но сделав пару осторожных шагов по скрипучему песку, Шубин остановился.

— Держитесь позади меня и глядите по сторонам в оба. Кто его знает, что тут прячется.

Псина, завидев гостей, подковыляла ближе и глухо зарычала.