На закат от Мангазеи [СИ]

Макарин смотрел ей вслед, и видел, как сползают с обугленного трупа куски шкур, разматываются, остаются на земле. Когда Иринья перетащила его через первые поваленные деревья, на мертвом шамане оставалась только грязная, покрытая бурыми пятнами холщовая хламида. Налетел ветер, и затрещали кривые деревья, протягивая к ним ветки. Тьма словно выплеснулась из глубины леса, поглотила Иринью с ее страшным грузом, закрыла бесчисленными гнилыми замшелыми стволами, и только иногда, сквозь мерзлую паутину чащи можно было разглядеть ее светлую малицу и цветастый платок. Макарин видел, как она остановилась, подняла труп, прислонила к дереву. И тогда из лесной темноты надвинулось что-то, огромное и черное, и былой ужас тотчас поднялся, затопил все вокруг.

Шубин резко дернул его за руку.

— Не смотри туда, дьяк! Сказал же, не смотри.

Макарин отвернулся, чувствуя, как подкашиваются ноги.

— Да что здесь происходит-то? — буянил воевода.

— Ничего особенного, — успокаивал Шубин. — Скоро все закончится.

Ветер выл все сильнее, и сквозь этот вой, сквозь треск деревьев доносился тихий шепот, от которого стыло все внутри.

Ветер стих также внезапно, как и начался.

— Ну вот и все, — облегченно сказал Шубин, и Макарин ненароком взглянул в сторону леса. И сразу понял, что лучше бы этого не делал.

На опушке, в тени ближайших деревьев стоял мертвый шаман, и глаза его были открыты. Макарин машинально схватился за самопал, за сумку с порохом и пулями, понимая, что ничего не успеет, ни подготовить заряд, ни зажечь, да и что может сделать пуля против мертвеца, а шаман уже падал, взмахивая скрюченными, будто обожженные ветки, руками.

Иринья перешагнула через неподвижный труп, пряча на поясе круглый камень.

— Только сейчас поняла, что это за потерянный след, о котором духи во сне на дороге мертвых талдычили, — сказала она, подойдя ближе. — Найди следопыта, найди следопыта. И так без конца. Оказывается, это не следопыт. И даже не человек. Это озеро. Одно из мелких озер на Краю Земли на север от старого поморского волока. Местные его называют озером Следопыта. Или Проводника. Знатока земель. Трудно перевести правильно это слово. Там вход в пещеры, откуда идол выкрали.

— Это тебе мертвец рассказал? — недоверчиво спросил воевода. — Мне показалось или я и впрямь видел, как он стоит и руками машет?

Иринья пожала плечами.

— Петух, если ему голову отрубить, тоже крыльями трясет. И даже бегает. Я не думаю, что тебе действительно хочется знать, кто мне это рассказал. Кстати, спасибо, Шубин.

Тот потупился.

— За что?

— За то, что хотя бы в этот раз не стал мне мешать.

Она деловито прошла мимо, потом обернулась.

— Спешить надо. Об этом озере не только мы знаем. Те, кто его пытал, уже направили туда своих воинов. Мы их должны опередить.

Макарин с опаской посмотрел в сторону леса. Мертвый шаман все также лежал на опушке грудой грязных окровавленных тряпок. И уже не было мрака в глубине. Тусклое вечернее солнце пронизывало замшелое редколесье, загоняя тени под упавшие стволы.

— И кто же его пытал? — спросил воевода. — Канасгеты?

Иринья нахмурилась.

— На этот вопрос я так и не дождалась ответа. Ничего, рано или поздно все равно узнаем. Пошли.

Она стала спускаться к тускло блестевшей внизу серой реке.

— Видали, — буркнул Кокарев. — Гулящая девка у нас теперь за главного. Мне-то что делать, поморец? Ты мне самоедов с нартами обещал.

— Это не последнее стойбище на нашем пути, — ответил Шубин. — Будут тебе самоеды.

— Хотелось бы побыстрее. А то я осерчаю, и тогда, сам понимаешь, дорога в город тебе будет заказана.

— Не пугай, воевода. Пуганый.

Шубин двинулся было вслед за Ириньей, но остановился, увидев, что она возвращается.

— Что-то не так, — тихо сказала она. — Чуете запах?

Макарин принюхался.

— Мертвечиной воняет. Шаман уже давно помер.

Иринья помотала головой.

— Шаман не причем. Чем дальше от белого чума, тем вонь сильнее. Боюсь, мы не все здесь осмотрели.

— И не надо, — сказал воевода. — Мало ли сколько трупов тут по другим шатрам рассовано.

— Навряд ли по шатрам, — сказал Шубин и указал в сторону. — Смотрите.

Невдалеке на пригорке стояла, опустив морду, хромая псина и грызла оторванную человеческую руку. Когда они подошли ближе, псина заворчала и оттащила добычу в сторону, вонзив клыки поглубже в запястье. Судя по браслетам и окрашенным охрой пальцам, рука была женской.

За пригорком, внизу, они увидели узкий быстрый проток, огибающий мыс с противоположной от реки стороны. За протоком тянулся березняк, уже потемневший от наступающей ночи.

Жители стойбища были свалены на берегу в одну большую кучу, женщины, старики, дети, и даже отсюда было видно, что у большинства из них раскроены черепа и перерезаны глотки.

— Хей! — глухо выдохнул стоящий в стороне Хадри и поднял руку.

— Ни шагу дальше, — сказал Шубин и придержал Макарина за плечо. — Пусть он идет.