На закат от Мангазеи

— Хадри говорит, что она даже не приближалась к лодке. Остановилась вон на том пригорке, постояла и поехала дальше вдоль берега залива, вглубь.

— Получается, что ей нужна была не лодка, — сказал Макарин. Он посмотрел, куда указывал Хадри. Бурелом там казался совсем непроходимым. — Что в той стороне?

— Ничего особенного, — ответил Шубин. — Залив вдается в берег версты на три. И на всем этом протяжении с одной его стороны скалы, с другой — кустарниковая чащоба. Там пройти-то сложно, не то что проехать.

— Но девка как-то проехала, — сказал Кокарев. — И видимо она точно знала, куда.

Они долго пробирались вдоль берега, медленно, старательно огибая завалы сгнивших бревен и поваленные деревья. Иногда приходилось останавливаться и убирать с дороги выдранные с корнем кусты, чтобы олени могли пройти, а нарты проехать. Залив становился все уже, и все выше нависали над ними черные скалы противоположного берега. Бурелом стал совсем непроходимым, олени все чаще артачились, мотая головами и отказываясь идти дальше. Поэтому Макарин совсем не удивился, когда за очередным скопищем гнилого березняка, они увидели брошенные нарты.

Все еще запряженный в них олень стоял, понурив рогатую голову, и ощипывал лишайник с ближайшего пня. Ириньи видно не было.

— Понятно, — сказал Шубин. — дальше оленям ходу совсем нет. Она пошла пешком. Нам придется сделать также.

Двоим казакам Кокарев приказал сторожить упряжки, разжечь костер и готовить еду к их возвращению.

— Далеко она уйти не могла, — сказал Шубин. — Олешек ее совсем недавно здесь стоит. Мох только с одной стороны объеден.

Макарин вгляделся вперед, стараясь разглядеть хоть что-то в сплошной мешанине веток, стволов и пожухлых листьев. Место, где прошла Иринья, можно было различить по свеже сломанным веткам и до сих пор примятой высокой траве.

— Крайне удачное место для организации засад, — в который уже раз пробурчал воевода. — Толпу дикарей в этих зарослях можно спрятать, и никто ничего не заподозрит.

— Там что-то есть, — сказал Шубин.

Он взял с нарт топорик и принялся рубить густой березняк, постепенно продвигаясь все дальше и дальше. Кокарев повернулся к казакам, показал им три пальца и ткнул рукой в направлении бурелома. Ни слова не говоря, трое казаков достали топоры и пошли помогать Шубину.

Бурелом редел, открывая небольшую заводь, окруженную со всех сторон темной чащобой. В заводи, наполовину в черной маслянистой воде, наполовину вытащенный на берег лежал корабль.

Его единственная мачта была срублена и торчала огрызком без снастей и парусов. Ближе к носу зияла дыра. Изуродованные доски обшивки кое-где топорщились, открывая темноту внутренних отсеков. Даже без разобранной кормовой надстройки было ясно, что перед ними малый поморский коч.

Кокарев знаками приказал казакам приблизиться к судну. Коч был вытащен на берег со стороны кормы. Громоздкая рулевая доска была почти оторвана и прислонена к корпусу так, что по ней можно было забраться на палубу.

Двое казаков вскарабкались наверх и исчезли. Потянулось долгое томительное ожидание, в течение которого Макарин ловил любой шорох. Наконец, один из казаков показался на борту и поднял скрещенные руки.

— Вроде никакой опасности, — сказал Кокарев. — Поднимаемся.

С первого же взгляда на палубу стало ясно, что корабль подвергся серьезному нападению. Зазубрины от топоров и сабель на досках, застрявшие пули и наконечники стрел, обожженная оснастка и обрывки перерубленных и уже сгнивших канатов.

— Видимо, его захватили в море и оттащили сюда, — сказал Кокарев. — Шубин, это тот самый корабль?

Плехан кивнул.

— А где остальные два? — спросил Макарин, но его вопрос повис в воздухе.

Они медленно прошли к носу, внимательно разглядывая все вокруг. Трюм был совершенно пуст. Только в дальнем углу скалил зубы череп и лежали раскиданные кости. Переборка, отделяющая трюм от носовой части, была разломана. Нос обычно использовался как жилье для команды. Но здесь не было даже полок и нар. Все было вычищено, вплоть до печки, от которой остались только несколько камней.

Вместо печки еле тлел костер. Перед костром сидела на корточках Иринья.

— Никак не разожгу, — пожаловалась девка, когда они вошли. — Сыро здесь слишком.

— Что ты здесь делаешь, Иринушка? — ласково спросил Плехан, и Иринья глянула на него, как на надоевшего родственника.

— Не видишь, согреться пытаюсь.

— Сейчас выйдем наружу, — сказал воевода. — И там, я обещаю, тебе будет жарко. Если не хочешь в пыточную, советую рассказать все и сразу.

— А что рассказывать? — состроила невинные глаза девка. — Я что, у вас в остроге? Уехать по делам не могу?

— Какие у тебя здесь дела? — спросил Макарин. — Откуда ты знаешь про этот корабль, если ты, по твоим же уверениям, еще в море сознание потеряла.

Девка насмешливо усмехнулась.

— Ну ладно, дьяк, соврала я тебе малость. Откуда я знаю, кому из вас можно верить? Может вы все из этих… кто напал?

— А кто напал?

Иринья потупилась.