На закате

Улицы были запружены людьми. Для большинства из них Джефферсон служил перевалочным пунктом, здесь покупали, продавали и обменивали все на свете. Деньги и товары постоянно переходили из рук в руки. Среди городских обитателей выделялись по меньшей мере три категории: негры, только что ставшие свободными, но по привычке державшиеся в тени; аристократы, потерявшие все в результате войны, но предпочитавшие делать вид, будто недавний конфликт ничуть не нарушил их жизнь и не изменил положения в обществе; и так называемые «саквояжники», которых презрительно сторонились или принимали с распростертыми объятиями в зависимости от того, много ли у них денег и щедро ли они эти деньги расточали. Респектабельные отцы семейств с опаской поглядывали на прожженных авантюристов, наводнивших город, и старались держаться подальше от порта, где собирался всякий сброд. Словом, в Джефферсоне удобно было назначить встречу… или затеряться навсегда.

Привстав в седле, Вэнс Джентри окинул взглядом море палаток, которые раскинулись на много миль вокруг города, и разочарованно вздохнул.

– И как, черт возьми, вы собираетесь их здесь отыскать? – обратился он к Говарду Мэйджорсу, сопровождая свой риторический вопрос выразительным жестом.

– Найдем, не беспокойтесь, – хладнокровно заверил его детектив.

– Тогда начнем! – воскликнул старик, пришпоривая лошадь.

– Постойте, – осадил его Мэйджорс. – Расспросы надо вести осторожно. Начав соваться в каждый фургон, мы только спугнем того, кто нам нужен. Вы правы – при таком многолюдье затеряться проще простого.

В ответ на эти рассудительные слова послышалось цветистое ругательство. Джентри кипел от гнева. После того как мадам Ларю направила их по следу Росса, они с Мэйджорсом почти неделю провели на железной дороге, меняя один душный, прокуренный вагон на другой, проклиная бесконечные остановки и задержки в пути, питаясь кое-как и ночуя где попало – если пару часов сна на жесткой гостиничной кровати можно было вообще назвать ночевкой. Наконец в Шривпорте они ступили на борт гребного парохода, переполненного людьми и грузами и двигавшегося, по мнению Джентри, удручающе медленно. И теперь, когда до цели было рукой подать, Мэйджорс снова завел старую песню об осторожности!

При мысли о том, что в любом из этих многочисленных фургонов может оказаться его дочь, Джентри утратил последние крупицы здравого смысла. Ему не терпелось поскорее вызволить Викторию из рук Коулмена, пока тот не двинулся дальше. Неизвестно почему, но чадолюбивый папаша вдруг вообразил, что его хрупкая дочь задавлена непосильной работой и страдает от унижения. Даже услышав от мадам Ларю, что она видела жену мистера Коулмена в добром здравии, старик испытал облегчение, но не успокоился.

– Ладно, – угрюмо бросил он. – Сегодня ограничимся расспросами. Но завтра, хотите вы того или нет, я сам займусь поисками. – Натянув поводья, Джентри направил коня в центр города, где им с Мэйджорсом посчастливилось снять комнату.

Детектив тронулся следом. Он был сыт по горло угрозами Джентри. Если бы не желание поймать Санни Кларка и уйти на покой в зените славы, детектив давно бросил бы это дело и предложил несговорчивому клиенту нанять себе другого помощника. И тот, несомненно, нанял бы каких-нибудь головорезов! А на то, что Санни Кларка нужно взять живым, этому тупице наплевать…

Мэйджорс пришпорил коня, стараясь не выпустить Джентри из виду. Неизвестно, что он выкинет. На всякий случай надо держать ухо востро.

Две крупных, как горошины, слезы скатились с ресниц на щеки Присциллы.

– Ты просто негодяй, Бубба Лэнгстон! После того, что между нами было, я рассчитывала, что ты женишься на мне.

– Да неужели? – с легкой издевкой спросил Бубба, пожевывая травинку.

За последнее время он очень переменился и, по мнению Присциллы, продолжал меняться на глазах. Это был уже не тот юнец, которым она вертела как хотела, а молодой, уверенный в себе мужчина. Восторженный взгляд сменился спокойным и оценивающим, и это свидетельствовало о том, что Бубба уже ничего не принимает на веру. Вот и сейчас он любовался закатом, не обращая внимания на Присциллу. Это крайне раздосадовало ее, потому что она надела свое лучшее платье, купленное по случаю прибытия в Джефферсон. Вообще последние свидания не отличались особым романтизмом – Бубба быстро удовлетворял свою похоть, и они расходились. Тех милых любовных словечек, которые он нашептывал Присцилле в первый раз, как не бывало.

– Я потому и отдалась тебе, что думала – мы поженимся. – Девочка бросила озабоченный взгляд на фургон, от души надеясь, что ее не слышит мать. – Иначе я бы никогда…

– А насчет Скаута что ты думала? – вдруг спросил Бубба, впервые повернувшись к ней лицом.

– Насчет Скаута? – опешила Присцилла.

– Ну да. Ты и за него собиралась замуж? Или тебе просто хотелось развлечься с кем угодно?

Присцилла вся кипела. По какому праву он так разговаривает с ней? Однако пришлось спасать положение.

– Это неправда, Бубба! – жалобно промолвила она. – Я люблю только тебя. А тот, кто рассказывает обо мне гадости, просто завидует нам.