На заработках

— А можетъ быть и обойдется? Можетъ быть и забудетъ? Вѣдь это онъ потому сегодня ко мнѣ приставать сталъ, что вотъ я въ стряпкахъ и при немъ была, а завтра въ стряпкахъ другая будетъ, такъ можетъ быть онъ и ничего…

— Ой, лучше отдать!

— Тятенька-то съ маменькой… Я вотъ что… Ежели онъ спроситъ, то отдамъ. Привязываться будетъ опять — тоже отдамъ.

Пока Арина и Акулина шушукались, двери избы распахнулись, изъ нея вышелъ Ардальонъ Сергѣевъ и незамѣтно подошелъ къ нимъ.

— А вы чего-же лодырничаете и пустопорожними разговорами занимаетесь! крикнулъ онъ. — Нешто я вашу сестру для разговоровъ нанялъ, да чтобъ зобы ваши харчами набивать? Нѣтъ, братъ, я нанялъ для работы. Вишь, вѣдьма! Чуть хозяинъ отвернется — сейчасъ ужъ и отъ парниковъ прочь! Арина! Иди въ избу и ставь самоваръ для рабочихъ! Да согрѣешь воду, такъ принимайся стирать! отдалъ онъ приказъ и прибавилъ:- А вы, мужики, кому перемыться надо, отдайте ей свои рубахи и что у васъ тамъ есть въ стирку. Нечего ей, сложа-то руки, съ землячками языкъ чесать, да отъ дѣла ихъ отрывать Арина поплелась въ избу.

XI

И опять Арина ставитъ ведерный самоваръ, опять гремитъ въ избѣ желѣзной трубой, суетъ въ самоваръ уголья и зажженныя лучины. На этотъ разъ въ избѣ хозяина не было, но Арина все время со страхомъ смотрѣла на дверь, ожидая, что вотъ вотъ онъ опять войдетъ… Черезъ полъ-часа, однако, пришли рабочіе пить чай. У бабъ опять зашелъ разговоръ про Арину. Новоладожскія доказывали, что Аринѣ вовсе не нужно было артачиться передъ хозяиномъ.

— Экая важность, что хозяинъ хотѣлъ пошутить съ дѣвкой! Другая-бы за честь сочла, говорила Домна.

Боровичскія бабы и дѣвки стояли на сторонѣ своей землячки Арины. Мужики держались середины и не присоединялись ни къ той, ни къ другой сторонѣ. Наконецъ Акулина крикнула на новоладожскихъ бабъ:

— Да вамъ-то какое дѣло до дѣвки, какъ она себя повела! Какъ хотѣла, такъ и сдѣлала. Что такое, въ самомъ дѣлѣ! Въ батрачки на огородъ поступила, такъ вѣдь не въ крѣпостные къ хозяину закабалилась!

— Однако, деньги-то три рубля впередъ взяла, леденцы грызла, чай съ хозяиномъ пила. За что онъ ей три рубля впередъ далъ и угощалъ? Неужто задарма? Какъ-же, дожидайся! Таковскій онъ. А деньги взяла, стало быть и потрафляй хозяину, — стояли на своемъ новоладожскія бабы.

Вскорѣ чай отпили и рабочіе стали уходить изъ избы къ парникамъ. Уходя, мужики дали Аринѣ свои грязныя рубахи и подвертки въ постирушку и просили ихъ приготовить къ завтрашней банѣ.

По уходѣ рабочихъ, Арина снова поставила самоваръ, нагрѣла воды, вылила ее въ корыто и принялась стирать рубахи работниковъ, все еще боязливо посматривая на дверь въ ожиданіи прихода хозяина. Ардальонъ Сергѣевъ вернулся въ избу только подъ вечеръ. Начинало уже смеркаться. Арина, полоскавшая уже начисто въ томъ-же корытѣ рубахи, пригнулась къ корыту и старалась не смотрѣть на хозяина. Онъ былъ мраченъ, сѣлъ на лавку и, закуривъ трубку, сказалъ Аринѣ:

— Все еще съ рубахами копаешься! Эка фря лѣнивая! ну, братъ, такъ на мѣстѣ не много наслужишь. Здѣсь въ людяхъ жить, такъ надо работать, а не почесываться. Протопи печь-то скорѣй, да разогрѣй щи. Вѣдь рабочіе покончатъ на огородѣ, такъ придутъ ужинать

Арина засуетилась, вылила воду изъ корыта, развѣсила выполосканныя рубахи на веревкѣ около печи и принялась топить печь.

— Чего ты дровъ-то валишь зря, толстопятая! Вѣдь тутъ не варить, а разогрѣвать хлебово надо. Топи кочерыжками. Для этого и кочерыжекъ прошлогоднихъ надергали! крикнулъ хозяинъ на Арину.

— Да сыры онѣ, кочерыжки-то, не горятъ… робко пробовала оправдаться Арина. — Я давеча утромъ пробовала ихъ жечь, но онѣ не высохли еще.

— Не высохли! У васъ все не высохли. Постараться лѣнь. Не жалѣете хозяйскаго добра, черти окаянные! Здѣсь вѣдь дрова-то не въ Боровичскомъ уѣздѣ, здѣсь они четыре съ полтиной за сажень. Сажень-то дороже тебя самой.

Вообще, обращеніе хозяина съ Ариной рѣзко измѣнилось. Рѣчи были уже совсѣмъ не тѣ. Впрочемъ, Арину это радовало. Она уже смѣлѣе пробѣжала мимо него на огородъ за кочерыжками, вернулась оттуда съ цѣлой охапкой и стала ихъ валить въ печь. Кочерыжки, однако, только шипѣли. Хозяинъ сидѣлъ и смотрѣлъ въ печь.

— Прикрой печку-то заслонкой… Сдѣлай поддувальце — вотъ и разгорится тогда настоящимъ образомъ, проговорилъ онъ и прибавилъ:- эхъ, руки-то что крюки неумѣлыя! Мало должно быть тебя родители за косу таскали. Даже поддувало сдѣлать не умѣешь. Загороди топку-то всю заслонкой, да щель и оставь — вотъ тебѣ и поддувало будетъ. Вотъ уродина-то! Ничего не понимаетъ.

Ардальонъ Сергѣевъ вырвалъ изъ рукъ Арины желѣзную заслонку и приладилъ ее къ печкѣ, но сырыя кочерыжки горѣли плохо.