На заработках

— Нѣтъ, въ людяхъ такъ жить нельзя. Не того ты фасону, продолжалъ онъ. — За такой фасонъ откуда угодно по шеямъ прогонятъ, даже и не въ безработицу. А я еще тебя, толстопятую, леденцами баловалъ, три рубля далъ. За что, спрашивается, я тебѣ три рубля далъ, коли ты ни на какую работу не годна? Даже печи истопить настоящимъ манеромъ не умѣешь. Нѣтъ, не лафа такъ… Давай три рубля обратно — вотъ что… Не желаю я лѣнтяйкамъ потакать.

Арина вздохнула и отвѣтила.

— Что-жъ, возьмите, хозяинъ.

— И возьму! Зачѣмъ-же задарма давать! Почемъ я знаю, можетъ быть завтра-же тебя, неумѣлую дуру, придется по шеямъ съ огорода спровадить, проговорилъ Ардальонъ Сергѣевъ.

Арина сняла съ шеи бумажный платокъ, развязала узелокъ, сдѣланный въ кончикѣ платка, вынула оттуда трехрублевую бумажку и положила ее передъ хозяиномъ на столъ. Хозяинъ досталъ изъ-за голенища бумажникъ изъ синей сахарной бумаги и спряталъ туда трехрублевку.

— Кабы ты для насъ, были-бы и мы для васъ, злобно подмигнулъ онъ Аринѣ. — Я вотъ и паспортъ твой взялъ изъ прописки. Посмотрю завтрашній денекъ, какова ты въ работѣ на огородѣ будешь, а не ладна — такъ и съ Богомъ по морозцу. Намъ бѣлоручекъ не требуется. Да хорошо еще, что паспортъ-то отдали обратно, а то пропиши тебя на свои деньги, внеси рубль больничный да и корми даромъ, пока рубль тридцать копѣекъ заживешь.

Помолчавъ съ минуту, онъ спросилъ:

— Леденцы-то всѣ сожрала, что я тебѣ давеча далъ?

— Да вѣдь и сами-же вы давеча чай съ ними пили. Нѣтъ у меня больше леденцовъ.

— Вишь, утроба! Прорва…

— Чего-жъ вы, хозяинъ, лаятесь? Вѣдь сами-же вы дали.

— Глупъ былъ. Думалъ, что ты дѣвка понимающая. Да и вообще глупъ. Ну, кто объ эту пору, когда еще гряды копать рано, столько бабъ и дѣвокъ на огородъ нанимаетъ?!

— Воля ваша.

— Конечно, моя. А ошибка сдѣлана, такъ поправка нужна. Сгонять надо лишнихъ.

Ардальонъ Сергѣевъ подождалъ и черезъ минуту произнесъ:

— Ты вотъ что… Ты мнѣ больше не нужна. Сегодня отработаешь, переночуешь здѣсь, а завтра иди съ Богомъ. Пятіалтынный за день тебѣ расчету, паспортъ въ зубы и — маршъ.

Услышавъ эти слова, Арина не выдержала и заплакала.

— Ставь котелъ-то въ печь, ставь. Печь ужъ вытопилась. Нечего тутъ ревѣть! Наревѣться-то и завтра на свободѣ успѣешь, прибавилъ Ардальонъ Сергѣевъ и, взявъ картузъ, вышелъ изъ избы.

Когда работа на огородѣ покончилась и рабочіе пришли ужинать, Арина сейчасъ-же объявила Акулинѣ, что ей, Аринѣ, хозяинъ отказалъ отъ работы. Акулина даже измѣнилась въ лицѣ.

— Ну, не подлецъ-ли человѣкъ! воскликнула она. — Не захотѣла дѣвушка быть къ нему склонна, такъ онъ и вонъ гнать. Тогда и я съ тобой вмѣстѣ уйду. Не хочу я тебя оставить. Ну, какъ ты, молоденькая дѣвушка будешь одна? Ну, куда ты пойдешь? Какъ одна будешь искать работу? Нѣтъ, я съ тобой… Я тебя одну не оставлю. Будемъ вмѣстѣ искатъ мѣстовъ, по другимъ огородамъ пойдемъ и поспросимъ. Нельзя тебя оставить. Я и твоимъ отцу съ матерью сказала, что не оставлю тебя и буду за тобой смотрѣть.

Когда къ ужину явился въ избу хозяинъ, Акулина объявила ему, чтобы онъ и ее уволилъ и выдалъ ей паспортъ.

— Ну, вотъ… Съ какой-же стати я твой паспортъ въ прописку отдалъ! Ахъ, вѣдьма, вѣдьма! Вотъ черти-то! Спервоначалу нанимаются, а потомъ пятятся. Ну, какъ ужъ и рублевую больничную марку налѣпили на паспортъ? Тогда какъ хочешь, тогда я тебя ни за что не отпущу, пока рубля тридцати копѣекъ ты не заживешь. Ладно, я завтра утречкомъ схожу въ участокъ и узнаю, можно-ли паспортъ безъ прописки взять, — закончилъ онъ и сталъ молиться въ уголъ на икону, приготовляясь ужинать.

XII

Рабочіе, отужинавъ, по обыкновенію, начали укладываться спать кто подъ лавку, кто на лавку, подкладывая подъ головы мѣшки или котомки съ своимъ не мудрымъ имуществомъ, но четыре боровичскія женщины вышли изъ избы на огородъ потолковать объ Аринѣ и Акулинѣ.

— Чего ты-то, дура, уходишь съ огорода?! Тебя, вѣдь, хозяинъ не отказывалъ, говорили двѣ землячки Акулинѣ.

— Не могу я, милыя, Арину одну оставить, — отвѣчала Акулина. — Какъ я ее одну по Питеру пущу слоняться, мѣсто искать, коли я выбожилась и выклялась ейнымъ отцу съ матерью, что до тѣхъ поръ при ней буду, пока ее на мѣсто не предоставлю. Да и что за радость здѣсь за пятіалтынный служить! Авось, найдемъ что-нибудь получше. А найдемъ получше, такъ, можетъ быть, и васъ переманимъ отсюда, можетъ быть и вамъ что-нибудь хорошее найдемъ. Вѣдь хлѣба ищутъ, матери мои, хлѣбъ хорошій такъ, зря, не дается. Вѣдь мы, какъ пришли въ Питеръ, то только на три огорода и сунулись, на двухъ намъ отказали, а на третьемъ мы и остались. Поищемъ еще гдѣ нибудь. Вы оставайтесь покуда, заживайте прописку паспорта и больничныя, вамъ нѣтъ расчета уходить, а мы побродимъ.

— Да конечно-же поживемъ, согласились двѣ другія женщины. — При мѣстѣ-ли или безъ мѣста! Здѣсь все-таки харчи и пятіалтынный въ день, а бродить по городу, такъ вѣдь проѣдаться надо. Вотъ заживемъ прописку и больничныя, тогда другое дѣло.