На заре

Та було б, та було б
Не ходыты!..

— Соня, пойдем туда, — шепнула Галина.

— Нет, мне нельзя… Иди сама.

— Я сейчас… Узнаю только, кто там.

И Галина бесшумно выскользнула из сада.

Из-за черного леса выплыла полноликая луна, выглянула сквозь разорванную тучу, слегка обрамленную позолоченной кромкой, осветила станицу мягким холодным светом.

Соня долго сидела в саду. Комары жалили лицо, шею, ноги. По вороненому небу медленно плыли пушистые облака, бросали на землю широкие тени. Сад то окутывался густой темнотой, то сиял в лунном свете.

На улице звенел веселый смех…

Соня вернулась в хату. Лампа горела тусклым светом. Где-то в углу под образами назойливо жужжала муха… Мать велела дочери ложиться. Соня потушила свет, помолилась богу и легла на той кровати, на которой год уже как не спала…

* * *

На углу все еще гуляла молодежь. Лузгали семечки. Пели, смеялись…

К компании подошел Андрей Матяш. С ним был молодой, лет двадцати трех, казак с другого конца станицы. Появление «чужого» заставило хлопцев насторожиться. Андрей отозвал Галину в сторону, спросил у нее:

— Галька, хочешь замуж?

Галина смутилась, нерешительно произнесла:

— Как это — замуж?

— Гм… Не знаешь, как идут замуж?

— Не знаю.

— А кто же знает? — скупо усмехнулся Андрей. — Хиба[19] еще не дозрила? Я тебе жениха нашел.

— Кто ж он, жених? Не тот, что с тобой пришел? — указала Галина в сторону незнакомого казака.

— Он самый, — сказал Андрей, — Гришка Молчун. Должно быть, слыхала про такого.

— Молчун? — переспросила Галина и пожала плечами, — Что-то не помню.

— Самого богатого казака в станице не знаешь? — удивился Андрей, вынул из кармана казачьих штанов кисет и, крутя цигарку[20], подмигнул: — А он тебя хорошо знает…

Галина мельком взглянула на Григория.

— Пусть приходит, — шепнула она и с опаской посмотрела по сторонам.

— Он хотел поговорить с тобой.

— А хлопцы?

— Тогда приходи ко двору Бородули… Будем ждать тебя там.

Галине и действительно захотелось взглянуть на казака вблизи, посмотреть, что это за птица. И она побежала к девчатам. Андрей и Григорий долго не задерживались, затерялись на улице в лунной мгле.

Галину обступили парубки.

— Что это Андрюха обхаживал тебя? — скаля зубы, спросил один из них.

— А ты что за спрос? — отрезала Галина. — Может, ревнуешь?

— Ну токо уйди, тогда увидишь, что будет, — пригрозил ей парубок и картинно облокотился на плетень.

Галина жеманно повернулась к нему спиной, обнялась с подругой и, что-то шепнув ей на ухо, залилась смехом… Хлопцы не спускали с нее глаз, следили за каждым ее движением… Галина видела это, но ей очень хотелось поскорее встретиться с женихом, и она, решив обмануть парней, направилась домой.

— Ты куда? — преградив ей дорогу, спросил парубок.

— Тю… — тая на лице чуть заметную улыбку, протянула Галина. — Я только воды напьюсь…

И тут же, нырнув за угол, она стала пробираться по глухому переулку, заросшему высоким лозняком… Остановилась на мгновение, перевела дух, прислушалась с затаенным дыханием к голосам парубков и потом заторопилась ко двору Бородули.

В условленном месте Галина нашла Матяша и Молчуна. С ними на скамейке сидела и Оксана, лузгала семечки. Галина удивилась ее присутствию, почувствовала какую-то неловкость, досаду, но улыбнулась ей, села рядом…

Начался несвязный разговор. Григорий не знал, что сказать Галине, молчал… Наконец, поборов свою робость, он прогнусавил:

— Пойдем, я тебе что-то скажу.

Галина пошла с ним по дорожке вдоль плетней и заборов. В саду, где-то совсем близко, надсадно плакал филин. В заливистом, зловещем его крике Галина уловила что-то предвещающее, недоброе, и ей вдруг стало не по себе. Она поправила платок на голове: «Ой, не к добру, что ли!..»

А филин знай свое: то плакал, то дико хохотал, и по саду с перекатами неслось гулкое, стонущее уху-уху!., ха-ха-ха-ха!..

— Чего он душу надрывает? — спросила Галина.

— Кто? — не понял ее Григорий.

— Да этот… сыч…

— Хай… — буркнул Григорий. — Лихо кому-то накликает. — Он взял камень и, швырнув его в сад, прикрикнул: — Кши, окаянный!

Филин вспорхнул с дерева, зацепив крылом ветку…

III

В предутреннем мглистом небе блекли звезды, гасли одна за другой. Из-под крутого берега реки тянул сырой низовой ветер. С плешивых курганов и распаханных бугров сползали на росистую шелковистую зелень дымчатые хлопья тумана, клубились над пенистой рекой. Закубанский лес вздрагивал от порывов ветра, отряхивал с себя жемчужную росу, горел в радужном отблеске зари…

Солнце еще не всходило. Заунывно гудел церковный колокол, звал прихожан к заутрене. По улицам бабы гнали в стада коров. Где-то далеко тарахтела пустая арба. В свежем воздухе, точно звон серебряного колокольчика, раскатывалось голосистое ржанье жеребенка, отбившегося от своей матери.

К станичному ревкому подошел Виктор Левицкий. Около церковной ограды, дымя цигарками, стояло несколько молодых щеголей — сынков богатеев. «Краснюк!» — донеслось до Виктора. Тот бросил на них сердитый взгляд и подал часовому повестку. Часовой пробежал ее глазами.

— Председатель еще не пришел.

— А скоро будет?