На заре

Часовой пожал плечами. Виктор проводил взглядом стариков и старух, шедших к заутрене, прислонился к шершавому стволу тополя и, вынув из кармана газету, остановился на статье «Кадетские банды», прочел:

«Из горных станиц все чаще и чаще поступают сведения, что бродячие офицерские банды стали нападать на мирное население, грабить его и даже местами убивать представителей Советской власти…»

Виктора окликнули зубоскалившие парни.

— Что нужно? — недовольно спросил тот.

— Дело есть, — криво усмехнулся казак.

Виктор взглянул на него исподлобья и снова уткнулся в газету:

«Скрываясь в горах группами в двадцать или тридцать человек, они порою совершают налеты на станицы и забирают у населения скот, хлеб и одежду.

Чего желают эти бродячие в горах офицерские банды? Неужели они думают, что им удастся еще раз втянуть население Кубани в гражданскую войну с трехмиллионной Красной Армией? Или они просто, не желая работать, решили заниматься грабежом и больше ничего?

Мы спрашиваем, кому же они приносят вред своими разбойничьими проделками?..»

Подошел Корягин с трубкой в зубах, протянул Виктору руку.

— Давно ждешь?

— Минут десять, — ответил тот и пошел с председателем в ревком.

— Что там? — стрельнув глазами в сторону газеты, поинтересовался Корягин, и шрам, белевший вдоль левой его щеки, прорезался еще глубже, придав загорелому лицу суровое выражение.

— О бело-зеленых пишут… Баталпашинский отдел[21] на осадном положении. Призывают население горных станиц к борьбе с бандами…

Корягин взял газету, скользнул глазами по строчкам:

«Казаки, горцы и крестьяне, уничтожайте эти разбойничьи офицерские банды, как бешеных собак, выдавайте их агентов, не пропускайте им никакого продовольствия, выставляйте повсюду караулы и заслоны».

Во дворе ревкома чоновцы[22] и милиционеры под деревьями чистили винтовки.

Корягин и Виктор поднялись на крыльцо длинного кирпичного здания. В коридоре густой кисеей плавал табачный дым…

У двери за столом сидел дежурный. Вскочив со стула, он принял выправку, приложил руку к кубанке и стукнул каблуками. Корягин в свою очередь козырнул, прошел в кабинет, широко распахнул окно, указал Виктору на стул и вынул из стола бумаги.

— Ну, как твой батько? — спросил он, присаживаясь в старое потертое кресло.

— Поправляется…

Корягин выбил пепел из трубки, сунул ее в нагрудный карманчик гимнастерки и стал рассматривать исписанный фамилиями листок.

— А знаешь, зачем я вызвал тебя? — неожиданно спросил он и, встретившись со взглядом Виктора, сказал: — В ЧОН хочу записать.

— В ЧОН? — протянул Виктор. — Как это, записать?

— Обнаковенно, как и других, — улыбнулся Корягин, и лицо его помягчело. — Нам нужен при ревкоме сильный чоновский отряд, а то при Мартыне Гречке тут сидели одни богатеи…

— Действовали они открыто, — заметил Виктор.

Корягин пытливо посмотрел на него.

— Ну как, запишешься?

Виктор, пожав плечами, стал теребить кубанку в руках.

— Пока воздержусь… — наконец проговорил он. — Подумаю…

— А чего думать? — возразил председатель. — Время не ждет.

Виктор отрицательно покачал головой.

— Нет… тут с бухты-барахты нельзя…

— Как же это? — недоуменно спросил Корягин. — Твой отец только что пришел из Красной Армии, а ты…

— То отец, а то я, — уклончиво ответил Виктор. — Повременю малость.

Корягин уже смотрел на него настороженно, с подозрением… Выйдя из-за стола и глубоко сунув руки в карманы солдатских брюк с потертыми кожаными леями, он остановился перед Виктором, продолжая глядеть ему в глаза, потом зашагал у стены, проговорил:

— Не понимаю…

Виктор смутился, чистое безусое лицо слегка покрылось розовыми пятнами, глаза посуровели.

— Вы не напирайте, Петр Владиславович, — сказал он с напряженной улыбкой. — Это дело серьезное.

— А кто говорит, что несерьезное? — спросил председатель и заглянул ему в глаза: — Я знаю тебя как честного парня. Ты должен понять, что сейчас нельзя стоять в стороне от Советской власти. Для того чтобы окончательно добить врага и построить новую жизнь, нужны надежные люди. Понимаешь?

— Понимаю, конечно.