На заре человечества. Неизвестная история наших предков

Однако родственные связи как объединяющая сила имеют довольно ограниченное действие. Наполеон Шаньон в своей работе о яномамо отмечает, что с ростом населения деревни родственные связи между обитателями ослабевают. И тогда население делится, как правило, по клановым границам, чтобы в двух меньших группах оказались только достаточно близкие родственники. «Кланово-организованные группы могут дорастать лишь до определенного предела, а затем начинают дробиться на части», – пишет Шаньон. Споры вспыхивают по самым обыденным поводам: половые связи, неверность, язвительные шутки или замаскированные оскорбления. «С разрастанием деревни поддерживать внутренний порядок и общее сотрудничество становится все труднее, и рано или поздно возникают фракции: родственники стоят друг за друга, и в общине возникает социальная напряженность. Вероятно, существует верхний предел численности группы, успешно организованной по принципам родства, наследования и брака – механизмов интеграции, обычно имеющихся в распоряжении примитивных народов»{200}.

В большинстве деревень яномамо жители обычно связаны родством более тесным, чем двоюродное{201}. Но неклановые общества гораздо многочисленнее, как будто в группах, переросших пределы родовых, начинает действовать какой-то новый объединяющий фактор. Всю недавнюю историю человечества, пишет Наполеон Шаньон, можно представить как борьбу за преодоление клановых границ: «В рассуждениях о нашем социальном прошлом в эпоху собирательства и зарождения земледелия постоянно упоминается „магический“ диапазон от 50 до 100 единиц как типичный размер сообществ, в которых разворачивалась наша недавняя культурная и биосоциальная эволюция, как максимальный размер социальной группы, предел, который мы перешагнули лишь совсем недавно, каких-то несколько тысяч лет назад»{202}.

Один из механизмов, которым биологи пытаются объяснить рост численности человеческих групп, – это принцип взаимного альтруизма, предписывающий помогать даже не родственным тебе членам сообщества, потому что в будущем они могут оказать ответную услугу. Стратегия взаимности, когда ты помогаешь прежде незнакомому соплеменнику, а затем держишься с ним так, как он с тобой (отворачиваешься, если он отворачивается, помогаешь, если он помогает тебе), во многих обстоятельствах оказывается выгоднее любой иной. Таким образом, эта форма поведения могла эволюционировать дальше при условии, что параллельно ей развивался механизм, позволяющий разоблачать и наказывать мошенников: без этого мошенники оказались бы успешнее, а ситуационные альтруисты в конце концов вымерли бы.

Ситуационный, или взаимный, альтруизм может сформироваться далеко не у всех биологических видов. Для этого нужно, чтобы особи узнавали друг друга и имели долгую память – помнить, кто кому обязан. Ярчайший пример взаимного альтруизма мы наблюдаем не у кого иного, как у вампировых летучих мышей. Они обитают в Южной Америке и живут колониями размером примерно с дюжину взрослых особей с детенышами. Кормятся, прокусывая кожу спящих животных – в наши дни в основном коров или лошадей – и впрыскивая в рану вещество-антикоагулянт под названием дракулин. Однако вылеты на сбор крови не всегда бывают удачны. Согласно данным Джеральда Уилкинсона из Университета Мэриленда, трети молодых особей и 7 % взрослых не удается напиться крови на ночной охоте.

Это серьезная проблема, потому что если вампир не поест три дня подряд, он погибнет. Как обнаружил Уилкинсон, колония вампиров решает эту проблему так: успешные охотники отрыгивают часть добытой крови тем, кому не повезло. Особенно охотно вампиры помогают друзьям, с которыми у них взаимный груминг, тем, кто в крайней нужде, и тем, от кого недавно сами принимали помощь{203}. Взаимный альтруизм вампиров, должно быть, удивительно эффективен, поскольку вампировые летучие мыши при всем риске голодной смерти после трех неудачных выходов на охоту доживают до 15 лет.

Если социальный альтруизм развился у вампиров, нет причин, по которым он не мог бы возникнуть у приматов. И в самом деле, именно на нем строится коалиционная политика самцов, когда альфа-самцу, чтобы сохранять господство в иерархии, не обойтись без поддержки союзников. Биолог Роберт Трайверс, первым показавший, как взаимный альтруизм может закрепляться в процессе естественного отбора, полагает, что у людей сформировался обширный спектр сложных поведенческих моделей, связанных с альтруизмом, включая обман (невозмещение альтруистической помощи подателю), возмущение обманом и разные методы разоблачения обмана{204}.