На заре земли русской

Они снова троекратно поцеловались. От зорких глаз Всеслава не ускользнул алый стыдливый румянец, расцветший на щеках Димитрия. А тот видел только свою Злату, только её тёмные глаза цвета земли родной сверкали перед ним. Вспомнив, что они не одни, девушка хотела убежать, чтобы никто не видел её пылающих щёк.

– Как звать-то тебя? – спросил Всеслав, кладя тяжёлую руку на её узенькое плечо. Девушка вздрогнула, как от удара, побледнела, опустила взор.

– Златою… – едва слышно прошептала она. Всеслав осторожно коснулся рукой её подбородка, приподнял её испуганное лицо кверху. Глаза их на мгновение встретились. Что-то сжалось внутри у Златы, болезненно-нежно, когда князь с такой теплотой взглянул на неё. Ком подкатил к горлу, сердце забилось, словно маленькая загнанная птичка в руках человеческих. Не в силах больше выдержать это необычно тёплое и потому странное молчание, Злата вырвалась и, споткнувшись на пороге и уронив огарок свечи, скрылась в темноте. Поспешно Всеслав подхватил свечу, пока она не успела, чего доброго, поджечь деревянный пол, и потушил её, зажав фитиль широкой твёрдой ладонью.

– К чему так скоро, княже? – спросил Димитрий, поморщившись. Хоть он и не касался дрожащего огня, его передёрнуло от самого действия. В лице же Всеслава ничто не дрогнуло, будто держать в руках золотистое пламя было для князя обычным делом.

– Соберём людей и окружим Киев, – бросил он, не глядя на Димитрия. – Не верю я Ярославичам, понимаешь, не лежит сердце к их словам! Подведут они, как бог весть, подведут.

С этими словами князь бросил остаток погасшей и почти растаявшей свечи на пол. В тишине раздались его шаги по деревянной лестнице, потом на дворе зазвенели стремена. Димитрий бросился вслед, выпустил своего коня из стойла, вскочил на него и помчался за Всеславом, пока тот не успел уехать далеко.

Ещё какое-то время мчались они под покровом ночи. Лошадь Димитрия, не объезженная хорошо, скоро уставала и иногда переходила с галопа на рысь. Но князь не окликал юношу, даже не оборачивался на него – видно, другим, чем-то очень важным были заняты мысли его. Гулкий конский топот отдавался какими-то тяжёлыми ударами, будто это билось сердце земли. В предрассветную пору, когда небо, уже не тёмное, а светло-сизое, стягивало с себя покрывало из рваных облаков, город спал особенно сладко и крепко. Ни звука не нарушало хрупкую тишину, на улицах было совершенно пустынно, церковник в длинной рясе медленно шёл к заутрене. Минуя заставу, Всеслав и Димитрий оставили коней возле городских ворот и дальше пошли пешком.

Возле одного из домов князь остановился и жестом велел остановиться и Димитрию. Дом, выросший перед ними, отдалённо напоминал главный терем: довольно богатое убранство, аккуратно подрезанные деревья в саду и гладко выструганные брёвна ворот говорили о зажиточности и рачительности хозяина двора. Всеслав трижды постучался, и через несколько минут тяжёлая дубовая створка ворот открылась, и сам хозяин, боярин Радомир, вышел навстречу нежданным гостям.

Радомир был уже не молод, но и не стар ещё. Младшим дружинником он служил у Всеславова отца, а когда сын унаследовал княжеский престол, Радомир быстро вошёл к нему в доверие, получил признание за заслуги в сражениях и теперь в мирное время проводил свою жизнь в богатом доме с женой и дочерью. Князь Всеслав нередко наведывался к нему – за советом, за помощью, а иногда, в особенных случаях, звал его к себе.

– Здравия тебе, княже, – поклонился в пояс боярин. Почуяв чужих, проснулись и залаяли собаки, и рассыпалась полуночная тишина. Радомир, толком не одевшийся, оказавшись на улице, быстро застудился и потому позвал пришедших в дом.

– Что привело тебя так рано? – продолжал он, удобно устроившись на скамье напротив Всеслава и Димитрия. – Что-то, чую, срочное, коли сам пришёл. Светланка! – крикнул он куда-то в глубь дома.

Из-за угла выглянула дочь его. К пятнадцати солнцеворотам она расцвела и стала совершенно похожа на свою матушку, древлянку Ульяну. Длинная светлая коса, быстрые, живые чёрные глаза, совершенно не подходящие к цвету волос, алый румянец на щеках – всё это делало красоту Светланки ещё более необычной, пленительной. Увидев, что отец не один, она молча склонила голову.

– Принеси гостям вина и разбуди мать, – велел Радомир, оборачиваясь к дочери.

– Не надо, – остановил её Полоцкий, видя, что она собралась идти. – Не за тем мы здесь. Ты, Радомир, соберёшь старшую дружину и выведешь воинов за городские ворота, и там будете ждать меня. Три дня после этого, мыслю я, надо нам в поход на Киев идти. И псковичи, и новгородцы могли бы поддержать нас.

– А что, были у тебя Черниговский и Переяславский? – настороженно ответил вопросом боярин. Уловив, что старые знакомые занялись решением проблемы, стольник князя Полоцкого, всё это время чувствовавший себя будто бы третьим лишним, тихонько выскользнул из горницы.

Белый сарафанчик мелькнул в полумраке коридора, и знакомый голос ласково позвал:

– Димитрий!