На заре земли русской

– Что ж, спасибо… Богдан, – тихо промолвил он. Имя молодого человека произнёс так, будто забыл его, а теперь случайно вспомнил. Тому пришли на ум слова Андрея – вероятно, и впрямь Всеславу доступна какая-то высшая сила, не земная, не христианская, обычному человеку неведомая.

– Откуда знаешь прозванье моё?

– Как же тебя не знать, – усмехнулся Полоцкий, медленно сворачивая письмо и вновь поднимая глаза на гостя. – Али запамятовал, как под Новгородом отряд за собой поднял?

Богдан нахмурился, провёл влажной от волнения рукой по лицу, пытаясь вспомнить. И то правда, было такое дело… Прошлой весною, первым месяцем, когда снег ещё не сошёл и забивался пешим в сапоги, а лошадям мешал переставлять ноги, Всеслав со своей дружиной приходил под Новгород и требовал сдачи города. Мирным путём Изяслав вопрос решать не захотел, потому что терять город было ему не на руку, и вывел он против кривичей свою дружину. Численностью воины, стоявшие за Новгород, сильно превосходили дружинников северного удела, и через какое-то время войско Всеслава обратилось в бегство. Битва была недолгой, но немало крови пролилось в тот день. На какую-то минуту стольник Изяслава воскресил в памяти те события. Первое сражение, в котором он был. Холод, пронизывающий ветер, с неба не пойми что – то ли дождь, то ли мокрый снег. Руки, сжимающие тяжёлый меч, замёрзли и почти не слушаются, и Богдан, прижавшись спиной к стволу дерева, переводит дыхание и растирает ладони грязным снегом, больше пачкая их, чем согревая. Подле него в сырую землю воткнут острым концом щит, из-за ствола отлично видно происходящее. Ещё минута, проносится в голове у юноши, ещё минута, и вернусь к своим. Страх сковывает душу, заставляет опускать руки. Богдан не боится смерти, он даже сам не может толком сказать, отчего ему так страшно на поле боя, и ведь трусом не слыл он. Собравшись с силами и выбежав из укрытия, он сталкивается с воином, отступающим в просеку. То Ярослав, один из старших дружинников, сильный, славный в бою человек. Он оттаскивает с поля боя кого-то и, заметив Богдана, просит подсобить. Стольник князя Киевского видит – нет доспехов на молодом воине, рубаха, насквозь пропитанная кровью, затвердела на холоде. Узнаёт его… Опустившись рядом на колени, помогает Ярославу уложить Андрея поудобнее. Вместе с тихим стоном с губ старшего брата срывается имя младшего. Богдан приникает к самому лицу того, слушая.

– Иди… Туда иди… Наши там… А коли вернёшься… Олюшку… Не оставь…

Андрей кашляет, задыхаясь, чуть приподнимает голову, на серую ткань рубахи стекает тоненькая струйка крови. Богдан рвёт белый подол косоворотки, забыв о вежливости, приказывает Ярославу поднять пострадавшего, неумело перевязывает рану его. Андрей без сознания, и младший брат осознаёт, что отряд его остался без командира. Оставив раненого, в считанные секунды оказывается он на открытой местности, не помня себя, что-то кричит, кому-то машет, бежит вперёд. Спотыкается, падает, встаёт, чувствует сквозь ткань одежды холод мокрого снега. И видит, что за ним вслед бегут, едва удерживая тяжёлое оружие в руках, кто-то что-то шепчет, беззвучно шевеля губами: то ли ругается, то ли молится, непонятно… Молиться-то особливо некогда было. Помня об Андрее и об оставшейся в Киеве несовершеннолетней ещё сестре Ольге – Олюшке, как её ласково называли братья меж собой, – Богдан бережётся от ударов и слышит будто со стороны, как звенит его меч, ударяясь о чужое оружие или щит. Ничего вокруг себя не видит, перед глазами у него – брат старший, бледный до синевы, обессиленный, кашляющий кровью. Только в какой-то момент он соображает, что противник его – человек не простой. И оружие у него не то, и доспехи не те, и мечом он владеет прекрасно...

Поняв, что именно гостю его вспомнилось, Всеслав молчал, не спрашивал ничего. Богдан мыслями снова оказался там, в том страшном дне. То был, наверно, почти единственный раз, когда он не завидовал старшему брату. Сейчас Андрей пребывал во здравии, но память о событиях, не столь давних, осталась у братьев надолго. Когда Богдан тряхнул головой, отгоняя плохие воспоминания, в горнице будто вспыхнула искра от взметнувшейся копны его рыжих волос. В упавших на лоб его прядях запутался первый солнечный лучик, за окнами начинало светлеть.

– Гостем не останешься? – спросил Всеслав, будто позабыв о письме из Киева. Богдан был немного удивлён тому, что полоцкий князь отнёсся к нему вполне хорошо, несмотря на то, что юноша был близок Изяславу. Однако от приглашения вежливо отказался, сославшись на то, что ему было велено воротиться тотчас: в этих словах была и доля правды. Задерживаться в Полоцке надолго Богдан и сам не планировал и, убедившись, что от него более ничего не требуется, засобирался в обратный путь.