Читаем На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось полностью

А теперь вспомните пса по кличке Грустец из «Отеля «Нью-Гэмпшир»» («The Hotel New Hampshire»). Он погибает. Из него делают чучело. Оно вываливается из взорвавшегося самолета. Его выносит на берег океана. Чучело находят и сушат феном. Оно портит кому-то свидание. Затем его прячут, но в конце концов находят – и оно вызывает у персонажа сердечный приступ.

Сама кличка пса указывает на важный лейтмотив книги: «Грусть не тонет».

Наконец, вспомним зеленые бархатные портьеры мисс Эллен из «Унесенных ветром» – символ статуса и матриархата. Когда для семьи наступают трудные времена и мисс Эллен умирает, ее дочь снимает с окон портьеры и шьет из них платье, которое должно спасти семью от потери самого главного источника их благосостояния – земли. Символ эволюционирует и получает новую смысловую нагрузку.

Отступление: предлагаю немного углубиться в эпоху. Темно-зеленый цвет в те годы пользовался большой популярностью. Пауки, мухи и прочий гнус почему-то избегали комнат, в оформлении которых преобладал темно-зеленый, а окна, задернутые зелеными шторами, можно было смело оставлять открытыми: комары к ним не подлетали. Члены семьи О’Хара прохлаждались в своих темно-зеленых покоях, не боясь быть укушенными переносчиками желтой лихорадки. Как стало известно позже, при изготовлении изумрудно-зеленого пигмента («парижская зелень») использовалось большое количество мышьяка. Чем темнее цвет – тем больше в ткани яда. Мышьяк мог составлять до половины веса бархата; получается, Скарлетт О’Хара, платье которой весило шесть фунтов, носила на себе около трех фунтов отравы.

Зеленые шторы, обои, обивка и ковры убивали любых насекомых. Кожа людей, живших в таких комнатах, приобретала характерную бледность, которую викторианцы считали аристократической. А теперь представьте, как Скарлетт красуется перед Реттом в своем ядовитом платье – ее лицо бледнеет с каждой минутой! Когда тот отвергает ее, она очаровывает Фрэнка Кеннеди и попадает под сильнейший ливень. Мокрой до нитки и одетой в мышьяк Скарлетт меньше всего стоит волноваться об уплате налогов за Тару. Она не беспринципная, она – жертва «синдрома вредного помещения». Построение таких причинно-следственных связей становится отдельным удовольствием, заслуженной наградой для читателя, даря ему радость и облегчение.

Для этого необходимо трансформировать объект (шторы, платье, пропитанный одуряющим ядом саван) в ключе постмодерна и метапрозы, но если вы чувствуете в себе силы – дерзайте.

В книге вашего скромного слуги – «Бойцовском клубе» – жир, выкачанный у пациенток в ходе липосакций, становится мылом. Вырученные с продажи мыла средства идут на финансирование проекта «Разгром». А потом оно становится нитроглицерином, с помощью которого главные герои взрывают здания.

Итак, мой ученик, сегодняшний урок звучит так: используйте предметы повторно. Вводите их, а затем прячьте. Находите заново – и опять прячьте. При каждом повторном появлении наполняйте их новыми смыслами и эмоциями. Пользуйтесь ими снова и снова. И не дайте им пропасть даром, пусть уходят красиво.

НАПРЯЖЕНИЕ: ИЗБЕГАЕМ ЭФФЕКТА ТЕННИСНОГО МАТЧА В ДИАЛОГАХ

Своему ученику я посоветовал бы не злоупотреблять остроумием. Вы не Ноэль Кауард. Не надо прятаться за остроумными репликами персонажей. Они не доводят до слез, очень редко заставляют смеяться в голос и никому не разобьют сердце.

Поэтому избегайте бесед, которые похожи на игру в теннис. Это когда один персонаж что-то говорит, а другой отвечает ему идеальной остротой. Такими часто бывают диалоги в комедиях. Безупречные отповеди. Блестящие ответы. Саркастичные комментарии. Мгновенное удовлетворение.

Напряжение создается – и тут же спадает. Оно просто не успевает накопиться, а следовательно, энергии в таком диалоге нет.

Например.

«Венди украдкой покосилась на него.

– У тебя есть герпес?

Брэндон опустил глаза, но потом робко их поднял.

– Да. Есть».

Ответ получен. Конфликт улажен. Сколько в этой беседе энергии? Большой жирный ноль.

Своему ученику я посоветовал бы не закрывать проблемный вопрос, пока не введете вместо него другой.

Например.

«Венди украдкой покосилась на него.

– У тебя есть герпес?

Брэндон опустил глаза, но потом робко их поднял.

– Я купил те сервировочные салфетки, которые ты хотела».

Или: «Венди, милая, я никогда тебя не обижу».

Или: «Что ты вообще несешь?»

Или: «Да эта Менди Уитни врет как дышит».

На что Венди может ответить:

«Какая еще Менди Уитни?»

И тут уж Брэндон скажет: «Я купил те сервировочные салфетки, которые ты хотела».

Всегда помните, что мы стараемся избегать конфликтов (мы же писатели, да?), а еще – жульничаем и норовим двигать сюжет при помощи диалогов (смертный грех!). Так вот, чтобы успешно осуществлять первое и избегать второго, используйте обтекаемые диалоги и недопонимания. Это создает постоянное напряжение. Длинные диалоги вам ни к чему: они-то как раз напряжение снимают.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука