Читаем На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось полностью

Опять же, это не только мое мнение. Однажды, сидя на полу в тихом уголке аудитории Портлендского государственного университета, Урсула Ле Гуин дала мне ценный совет. Мы оба выступали на мероприятии, организованном в рамках курсов независимого издательства «Улиган». Я рассказал историю про то, как повел одну женщину – журналиста итальянского журнала «Вог» – в парк аттракционов. Еще у входа я подарил ей огромную связку фольгированных шариков. В парке она их отпустила: шарики полетели прочь. И тут что-то грохнуло. Аттракционы начали медленно останавливаться. Орущие дети зависли в воздухе. Воцарился хаос: с неба сыпались искры, пожарные подвозили лестницы и спасали застрявших отдыхающих.

Оказалось, мой подарок зацепился за линию электропередачи, снабжавшую электричеством весь парк. Высоко над нашими головами трещали и капали расплавленной фольгой воздушные шарики. Сотрудники парка матерились, потому что аттракционы вырубило на весь день, а в торговых лотках портилась еда. Никто не узнал, кто принес шарики. Мы с журналисткой потихоньку улизнули. Ну и все. История закончилась на этой невразумительной ноте.

Когда я сошел со сцены, Урсула отвела меня в сторонку. Мы были незнакомы, но она захотела помочь мне с концовкой. В ходе мозгового штурма она сказала: «Не снимай угрозу, пока не создашь новую».

НАПРЯЖЕНИЕ: НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ДИАЛОГИ ДЛЯ РАЗВИТИЯ СЮЖЕТА

Вспомните второсортные телефильмы, в которых какой-нибудь лейтенант врывается в штаб и кричит: «Марсиане пробили защитное поле Земли и скоро испепелят Нью-Йорк тепловыми лучами!»

Чуете обман? Лично я – да. Даже если форма лейтенанта в подпалинах от тепловых лучей, а лицо обуглено до кости, и он падает замертво, произнеся эти слова… все равно не верю. Покажите мне сперва картинку горящего Манхэттена.

Если вы решили использовать какой-то сюжетный ход, значит, он достоин отдельной сцены. Не надо упоминать о нем в диалоге. Вы не Шекспир, ограниченный сценой «Глобуса» и выносливостью ног стоящих в партере мещан. У вас есть бюджет и время.

Например, в фильме «Китайский квартал», который в остальном всем хорош – процесс выяснения истины (расследование кражи воды для Лос-Анджелеса) подается тщательно и неторопливо, – главная тайна раскрывается с помощью диалога. Дочь Эвелин Малрэй – дитя инцеста. Фильм получился бы в тысячу раз страшнее, будь расследование посвящено этой тайне: сперва можно погадать, кто отец, затем найти свидетельство о рождении, послушать сплетни бывших слуг, выяснить, почему у Эвелин нет матери. Спросите себя: какая история драматичней? О водопроводных войнах на юге Калифорнии? Или о половой связи между отцом и дочерью и о потенциальном растлении внучки дедом?


Урсула Ле Гуин


Пусть это прозвучит слишком строго, но я запрещаю вам развивать сюжет при помощи диалогов. Слышите? Это пошлый и низкопробный прием.

Помню, как однажды Том начал занятие с рассказа о недавно состоявшихся публичных чтениях. После него на сцену вышел еще один молодой автор, практически подросток, который работал тогда над книгой под названием «После Нирваны». Роман был посвящен жизни юных наркоманов, занимающихся проституцией, чтобы заработать денег на дозу. Том восхищенно рассказывал, как смело этот автор – Ли Уильямс – выписал откровенную сцену в книжном магазине. Пока тот читал, наш учитель слушал и гадал: «Да ладно?! Неужели сейчас он возьмет и опишет, как ребенок делает минет старику?»

И Уильямс действительно это описал. Не спустил на тормозах. Не позволил герою мысленно отвлечься на какие-нибудь идиллические картинки из детства о поедании хот-догов в День независимости. Не перескочил в будущее, чтобы потом вернуться к этой сцене в диалоге или обойтись парочкой ярких воспоминаний. Нет. Он в красках и подробностях описал все происходящее – и публично зачитал это вслух. Том был в восхищении. Нужно обладать недюжинной смелостью, чтобы такое написать. И прочесть. Своему ученику я сказал бы, что это – ваш долг.

Процитирую Джой Уильямс: «Вы пишете не затем, чтобы заводить друзей».

Поверьте, я тоже не тяну на светлое божество, когда выхожу на сцену и зачитываю вслух рассказ «Кишки». Совершаю своего рода публичное самоубийство. Но хорошая литература – это не про то, чтобы хорошо выглядеть.

Так что подробно выписывайте основные моменты. Не подавайте важную информацию в диалогах.

НАПРЯЖЕНИЕ: НИКАКИХ ТЕЗИСОВ

Представьте себе: стриптизер или стриптизерша выходит на сцену, сбрасывает штаны и говорит: «Вот мои причиндалы. Вопросы есть?»

Неважно, Ченнинг Татум на сцене или Дженна Джеймсон, – вас обманули, это точно. Неважно, любим мы экзотические танцы или хорошую литературу, – нам подавай напряжение. Мы хотим совершать открытия постепенно. Финал, как ни крути, предсказуем: нам покажут гениталии. Поэтому мы хотим, чтобы нас вовлекали и возбуждали потихоньку.

Распространенная ошибка авторов – выкладывать все сразу:

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука