Читаем На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось полностью

Наконец, собирая материал для романа «Удушье», я встретил человека, который едва не умер, пытаясь заниматься самоудовлетворением в бассейне. Вот он, недостающий третий элемент! Я закинулся викодином и в один присест написал черновик будущего рассказа. Когда я прочитал его впервые на курсах писательского мастерства, мои друзья смеялись, даже стонали, но в обморок никто не упал. А насчет собаки Грен Нетцер сказал: «Спасибо за смешную концовку».

Рассказ я назвал «Кишки».

Если смотреть поверхностно, история шокирует, однако ее сила не в этом. В первую очередь это рассказ о взрослении и о том, как зарождающаяся сексуальность приводит подростков к разрыву со старшими. После того как рассказ напечатали в «Плейбое» и в воскресном приложении газеты «Гардиан» (что стоило обоим изданиям множества подписчиков), мне пришло письмо от одного читателя. Он сказал, что это самый грустный и трогательный рассказ из всех, что он читал. Мне всегда греет душу, когда люди видят не только то, что лежит на поверхности.

Первое публичное чтение рассказа состоялось в магазине «Пауэллз букз» на последнем этаже «Перл рум». Было жарко. После мероприятия мне рассказали, что один парень на краю толпы потерял сознание. Знайте: никто не пишет рассказы с целью доводить читателей до обморока.

Следующим вечером в книжном магазине «Бордерз» в Тайгарде, Орегон, сознание потеряли еще два человека.

Словом, когда я готовился к встрече с читателями в магазине «Кодиз букз» на Телеграф-авеню в Беркли, я уже примерно знал, чего ожидать. Зал был набит битком. Со своего возвышения я видел напряженные лица людей – из-за тесноты, духоты и полного отсутствия личного пространства все тихо ненавидели друг друга.

Местный пиар-агент Дэвид Голиа, ставший свидетелем обмороков в Сан-Франциско, клялся, что каждый раз слушателей добивает строчка про кукурузу и арахисовое масло. В Беркли, когда я прочитал заветные слова, я заметил в центре зала молодого человека: тот резко уронил голову и привалился к сидевшей рядом девушке. Судя по выражению ее лица, они были незнакомы. Девушка с отвращением оскалилась, а потом закричала, когда он сполз ей на колени и оттуда – на пол.

Крик привлек всеобщее внимание. Я перестал читать, а люди начали вскакивать с мест и смотреть, что же случилось. Одни хватались за сердце, другие закрывали руками лицо. Все явно были очень обеспокоены – а вдруг парень умер? Те, кто сидел рядом, быстро подняли несчастного с пола и уложили его на колени той самой девушке, потому что больше было некуда.

Со стороны все это до странности напоминало сцену оплакивания Христа: умирающий юноша на коленях молодой женщины. И было еще что-то от Тайной вечери, поскольку окружающие тянули руки к парню, желая как-то ему помочь. Четыре сотни человек с одинаковым выражением сочувствия и тревоги на лице.

Я взглянул на Дэвида Голиа. Мы оба знали, что будет дальше.

Упавший в обморок парень заморгал. Обнаружив себя в центре внимания, он покраснел до корней волос. Люди стали ласково помогать ему сесть.

А потом они просто как с цепи сорвались: рыдали, аплодировали. До меня уже никому не было дела. На глазах у народа произошло практически чудо, мертвый воскрес! Юноша был не иначе как Лазарь. Напряжение исчезло, его сменило теплое чувство единения. От тихой ненависти к ближнему не осталось и следа: людей сплотил общий опыт. Они уже вовсю обсуждали случившееся, делились друг с другом впечатлениями. Совместно пережитые ужас и радость сделали их одной семьей.

С разрешения потрясенного юноши я продолжил читать рассказ.

Во всех городах, в Англии, Италии и прочих странах, события развивались примерно одинаково. На кукурузе и арахисе слабонервные не выдерживали. Где-то на семьдесят третьем обмороке я перестал вести им счет. Несколько раз люди теряли сознание в очереди, в магазине, кто-то падал в метро. Недавно в исторической синагоге на пересечении 6-й и 1-й улиц в Вашингтоне сразу пять человек потеряли сознание (им тут же оказал помощь врач, по счастью оказавшийся среди слушателей). Когда я дочитывал рассказ, витражное окно вспыхивало голубыми и красными огоньками приехавшей «Скорой помощи».

Вот вам история одной истории. На сегодняшний день она довела до обморока сотни людей.

Мне кажется, Ширли Джексон одобрила бы.

Процесс

Меня часто спрашивают: «Где вы берете идеи?» На самом деле вопрос следует поставить куда шире.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука