На Земле и в космосе

Нечто подобное должно происходить и в фантастике. Высоких художественных результатов в этом жанре можно достичь только в синтезе — оригинальная фантастическая гипотеза должна быть намертво завязана с нравственной проблематикой, причем командные высоты в произведении должна занимать именно эта, человеческая, а не техническая сторона.

На нее, эту сторону, обратил внимание такой квалифицированный читатель фантастики, как дважды Герой Советского Союза космонавт Н.Н. Рукавишников:

«Научно-фантастическую литературу я по-настоящему полюбил лишь несколько лет назад. И совсем не потому, что здесь якобы открыт простор для самой необузданной фантазии автора. Ведь фантастика — это жанр литературы. А в литературе нас всегда интересует главное — человек и его взаимоотношения с другими людьми. Именно в научной фантастике благодаря несложному «технологическому» приему литератор получает возможность для эксперимента. Необычность ситуации позволяет ему раскрыть те качества человеческой личности, которые попросту не проявляются в обычных жизненных условиях, раскрыть глубины духовного мира человека. Ведь никого, по сути дела, не интересует, какую скорость развивает звездолет и как живут вымышленные человечки на далекой планете. А вот как ведут себя люди, находясь многие годы в звездолете, и как воспринимают необычные для себя явления во Вселенной, каким глубоким и безграничным по мощи может быть человеческое мышление, — вот то, что я выношу для себя из чтения научно-фантастической литературы».

Правда, в этом же интервью, опубликованном в «Литературной газете», Н.Н. Рукавишников говорил о том, что ценит и те сочинения, в которых выдвигаются смелые научные идеи. Но он не случайно добавил, что такие произведения должны писаться не просто литературно одаренными людьми, но специалистами, то есть имел в виду научные фантазии, жанр, безусловно, очень важный и нужный, но к художественной литературе отношения не имеющий. Вспомним, например, известные фантазии К.Э. Циолковского.

Никому, конечно, не запретишь искать свои пути, и я отдаю должное таланту и изобретательности того же Г. Гуревича. Но все же мне кажется, что вокруг подобных произведений никогда не будут сталкиваться копья, не будут возникать читательские дискуссии, у них не будет яростных противников и не менее фантастичных сторонников, словом, всего того, что сопутствует большой, настоящей фантастике. Ибо спорить в них не о чем. Не станешь же дискутировать о том, можно иди нельзя замедлять течение времени.

Попробую в доказательство своей позиции привести еще один пример с помощью самого Г. Гуревича. Когда при чтении возникает волнение? Только тогда, когда имеешь дело не с формулами и аксиомами, а с людьми, их характерами и переживаниями. Такое волнение возникает, когда читаешь рассказ Г. Гуревича «А у нас на Земле». Землянин-космонавт в результате катастрофы попадает на планету, где царит развитой феодализм. У него нет надежды вернуться на родину, и он вынужден прожить жизнь среди обывателей, переполненных религиозными и прочими предрассудками. Его рассказы о Земле сначала слушают с восторгом, воспринимая их, как забавные сказки, но в какой-то момент землянин становится помехой главному жрецу. Его приговаривают к смертной казни. Цена жизни — отречение. Он должен всего-навсего публично заявить о том, что Земли с ее непривычными, поражающими воображение порядками не существует, что он ее выдумал. Возникает ситуация, которую по-разному решили Джордано Бруно и Галилео Галилей, то есть речь идет не о технике, а о человеческой стойкости, принципиальности, о смысле жизни, наконец. И эта истинно человеческая судьба волнует, несмотря даже на обыденность сюжетного зачина.

Вообще говоря, этот сюжетный стереотип весьма распространен в сегодняшней фантастике. Если спрессовать его до алгоритма, то он будет выглядеть так. В окрестностях незнакомой планеты терпит аварию земной звездолет. Затем выясняется, что на планете существуют какие-то формы жизни, при ближайшем рассмотрении оказывающейся разумной. Аборигены, как обычно именуются всевозможные мыслящие «папоротники», встречают пришельцев а) враждебно-настороженно или б) приветливо-понимающе. В свою очередь земляне относятся к существам а) агрессивно, б) дружелюбно. По такой схеме создано бесчисленное количество научно-фантастических рассказов. Авторы их наивно и, надо думать, искренне полагают, что самого факта наличия звездолета и упоминания о внеземной жизни достаточно, чтобы произведение а) было признано научно-фантастическим и б) имело право на публикацию.

Соотношение основных фантастических тем в течение года обычно остается постоянным. На втором месте за космическим полетом следует машина времени.