Читаем На зябкой грани инобытия полностью

На зябкой грани инобытия

Я тебя попрошу… Только я разучилась просить.Доверять — неподъемно, а не доверять — несносимо.Ты не бог, дай мне хлеба, чтоб есть, и вина, чтобы пить.Вороненое лезвие — к венам? — да нет, снова мимо.Полуночной молитвой спасешь ли свой рай от беды?…Я б тебя пожалела, но я разучилась, и баста.Поворачивай сани, и — на тебе, вот, — за труды —Обгорелую корку когда-то возможного счастья:Хочешь ешь, хочешь брось, мне теперь навсегда все равно,Я так рано сгорела, я так невозможно устала…Что ты смотришь в меня, что ты видишь, какое кино?Все, не будет кина, кинщик пьян, уходите из зала.

* * *

Белеет смерть, как нежная черемуха,Как рисовая пудра на лице.Равно боишься взлета или промаха,Небытия, грозящего в конце.Флакон сердечных капель с горлом узеньким —Так легкий звон отмеривай в стакан,Когда к тебе полночной грозной музыкойТоска подступит, словно океан,Бессонница, безсолница, безлунница…Одно — глаза усталые сухи,И знаешь: из безмолвия проклюнутсяЗвенящие и темные ростки.Пробьются, как бамбук сквозь плоть казнимого,Зашелестят, проявятся вчерне.И все, что в жизни есть невыносимого,Опять переживаемо вполне.

* * *

Осторожно, вылетит птичка, выплывет рыбка,Улыбайся, вылетит пуля, так ей и надо.Мне, пожалуйста, верхнюю полку, облако, зыбку,Колыбель поездную, Боже, дурному чаду,Проездной сироте — промелькну, проживу, уеду, —Где бы я ни была — но куда-нибудь, где я буду.Осторожно! Снимают! С поезда — на портреты,На недобрую память, нежность в губах Иуды.

* * *

Анастасии Журавлевой

А он бы хотел, чтобы я научилась лгать,Чтобы ходила и притворялась живой.А он душу мою обронил в снега,А мне бы насмерть застыть волчьей зимой.— Добрый человек, дурочку пожалей,Некуда пойти, негде укрыться ей,Все стены, стены в розах, обступают, шипы на них —Колкие, злые…— Дурочка-дурочка, кто твой жених?— А вот поеду на санках к золотому крыльцу —Там мой жених, — буду бить его по лицу,Чтобы не запирал меня больше у этих роз,Чтобы новое сердце мне из-за моря привез,Пустое, холодное, тихое — ни словца.Чтоб не помнить мне с этим сердцем его лица.

* * *

По бутылке к обеду прикупимГусто-красного, словно рубин,Отсчитаем замызганных рупийИ покинем пустой магазин.Чтоб до ночи сидеть и не плакать,Вспоминая про это и то,Говорить о мужьях и собаках —О живых и о тех, за чертой,Обо всем, что когда-то болело,А потом безвозвратно ушло,На такие юга улетело,Что не вспомнишь — добро или зло,И бренчит мелочевкой в карманах,Не желанное даже врагу,Выкликая: «Креветки, рапаны!»На пустынном твоем берегу.