На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Оказалось, что сначала они, как и мы, ехали по следам дорожников, ведущих изыскания пути из Хатыннаха на Бёрёлёх, и продвигались достаточно быстро, потом по совету заведующего оленьим транспортом якута Сыромятникова в поисках более короткого пути свернули в сторону, и теперь им приходится самим торить дорогу.

Скорость нашего продвижения резко снизилась. Торить дорогу по целине — невеселое занятие. Впереди на лыжах идут два человека, прокладывающие первый след. За ними движется связка оленей с десятком облегченных нарт, которые вчерне намечают путь, далее следует остальной караван, оставляя за собой гладкую, хорошо укатанную дорогу — неожиданную радость для последующих путников.

Третьего апреля мы благополучно добрались до устья Сусумана — крупного левого притока Бёрёлёха. Бёрёлёх — по-якутски «волчья долина», и он оправдал это название. Утром в партии Шаталова была обнаружена пропажа трех оленей. После долгих поисков два из них были найдены, один загрызенный насмерть, другой едва живой.

Нашли их километрах в двух от стоянки. Тунгусы-каюры по следам определили, что в нападении участвовали три волка. Третьего оленя найти не удалось. Вероятно, он также стал жертвой волков. Тунгусы немедленно прирезали оставшегося в живых оленя, забрав тушу себе. Загрызенного оленя они оставили на месте. Его подобрал Шаталов, пообещавший выделить часть мяса нашей партии. Я с ним в свою очередь поделился свежим печеным хлебом, который мы купили у дорожников, когда проезжали мимо них.

На устье Сусумана Шаталов остановился в полукилометре от нас, и я отправил к нему за мясом нашего повара Ивана Ивановича. Он отнес Шаталову хлеб и принес, вернее, приволок по снегу ляжку и бок, как он выразился, «упокойника». Иван Иванович в свое время работал в скотобойне колбасной фабрики и хорошо разбирался в анатомии. В мясе он моментально разыскал «крупку» — каких-то паразитов, рассеянных среди мускульной ткани. Это вытянутые, в полсантиметра длиной водянистые пузырьки, заключенные в полупрозрачную плотную оболочку. Внутри пузырьков находится белый величиной с горошину комочек — основное тело паразита.

В нашем олене «крупки» оказалось сравнительно немного, но все же мы решили как следует сначала проварить, а затем прожарить мясо.

Через некоторое время пришел Шаталов пригласить меня, Светлова и Успенского «на поминки», на каковой предмет в его палатке жарились печенка и почки. Узнав о «крупке», он несколько огорчился. Иван Иванович поспешил его утешить, заявив, что в печенке «крупки» не бывает. При этом он флегматично добавил, что там только болячки и разные червячки встречаются, а что касаемо «крупки», то ее в печенке нет.

После этого сообщения печенку жарили до бесчувствия, так что она даже хрустела на зубах. Правда, Светлов и три человека из шаталовского штаба, узнав о «крупке», решительно отказались от печенки и перешли на изготовление ужина из консервов. Остальные же, хватив немного спирту, принялись с аппетитом уничтожать злополучную печенку, которая оказалась великолепной, и ее едва-едва хватило мужественным гурманам.

На следующее утро Шаталов и я отправились с «визитами» в поселок Бёрёлёх. Нам надо было встретиться с нашим представителем, посланным для найма лошадей на летний период, а также выяснить окончательный вариант дальнейшего пути.

Поселок состоял из трех далеко стоящих одна от другой якутских юрт — хатонов, принадлежавших трем братьям Балаторовым. Одна из них, принадлежавшая Афанасию Балаторову, находилась на берегу Бёрёлёха, в устье Сусумана. Другая, Алексея Балаторова, — километрах в пяти ниже по Бёрёлёху. И наконец, третья, стоявшая в полутора километрах от второй, принадлежала симпатичному одноглазому якуту Илье Балаторову, который в прошлом году помогал нам переправляться через Бёрёлёх.

Ни Афанасия, ни Ильи мы дома не застали: оба они были на охоте. Хорошо хоть, что дома оказался Алексей, у которого мы смогли узнать интересующие нас новости. Переводчиком у нас был каюр Костя Шахурдин — молодой красивый тунгус. Он окончил в Магадане совпартшколу с трехлетним сроком обучения и свободно говорил по-русски и по-якутски.

Из расспросов выяснилось, что Алексей очень плохо знает район. Хотя верховья Мяунджи находятся всего в 30 километрах от Нексикана, в устье которого живет Алексей, он ничего не смог сообщить нам о характере перевалов из Нексикана в Мяунджу, так что нам придется полагаться на собственную интуицию — вещь очень ненадежную во время путешествия зимой по бездорожью.

Отправляясь с визитами, мы, конечно, захватили с собой некоторое количество «огненной водицы», иначе мы нарушили бы этикет; Алексей угостил нас вареными куропатками.