На золотых приисках

— Ты что, харя татарская, рогочешь? Человека выкинули вон — без сил, без хлеба, без крова — убирайся, мы из тебя пользы не можем получить. Он, может, завтра с голоду помрет, а тебе, свиное ухо, смех?

— Раскудахтался, чортов немец, — пробурчал татарин и ушел в казарму.

* * *

Самое лучшее из всего, что я сейчас переживаю, это утренний переход на работу. Встаем рано, часа в четыре.

Пьем чай и идем. Небо совершенно голубое, чистое, не видно ни одного облачка. Из-за лесистых гор только-что вознеслось свежее солнце. Горы окутаны нежнейшей сизовато-фиолетовой дымкой. Тени еще не выступили, и горные массивы походят на гигантские силуэтные декорации, поставленные одна позади другой, одна выше другой. Цвет их постепенно бледнеет. Впереди стоят темно - зеленые, кзади ушли светло-зеленые дымчатые. Кругом зеленый ковер тайги усыпан массою цветов.

Везде сверкают ярко-оранжевые огоньки, лиловые колокольчики — словно фонарики, какие-то розовые чашки, в роде мака — и тысячи других цветов. Тайга от тропки отошла вверх и вниз, к реке, по оставила после себя отдельные группы стройных елей, пихт, березок и рябин.

Воздух наполнен щебетанием птиц, то и дело пересекаются звонкие ручьи и речки, в лощинах погружаемся в застоявшиеся волны утреннего холода. Серебрится иней, горит пламенем крупная роса. Все сияет, уютно каждое местечко. Впереди же — заманчивая горная даль. Кажется, шел бы и шел по этой вьющейся узенькой тропинке.

Но рабочие были недовольны этим хождением и, чтобы освободиться от него, устроили на месте работ шалаш из веток и бересты. Тогда в шалаше поселился и я, и только Адрианов и Степной жили на Степановском прииске. Однако, ужился я в шалаше недолго.

Задул холодный ветер с дождем.

Все возвращались с работ в шалаш мокрые и, ложась спать, развешивали одежду и белье по всему шалашу. Везде болтались и мазали мокрые вонючие портянки, пропотевшие рубахи, штаны. Воздух от испарений становился тяжел и вызывал головную боль. Кроме того, один из рабочих был, видимо, болен туберкулезом и, не считаясь ни с чем, плевал во все стороны, так что нельзя было ступить, не попадая па его отхаркивания. В результате я с парнем Митькой перебрались жить под густую ель, хорошо защищавшую нас от дождя своею густою системой веток.

Наконец, приготовления закончены.

Вода приведена, сплотки готовы, трубы составлены. Остается лишь привинтить водобой с кольцом и направить в трубы воду, пока бегущую мимо них мутным потоком. Установив надлежащим образом водобой с помощью подставок и подвесок, Адрианов распоряжается дать воду.

Гигантская слегка изогнутая струя вырывается из носовки. Струя так плотна, и вода в ней движется так быстро, что кажется, будто неподвижная стеклянная дуга протянулась от носовки до забоя пласта.

У выхода из кольца струя тверда, как лед.

Подобно непрерывно падающим артиллерийским снарядам бьет струя в пласт. От ее могучего напора тает крепкое подножие пласта, словно оно сложено из снега и в него бьет круто кипящая вода.

Забой окутан бурым облаком из въедающейся в пласт массы воды, распыляющейся в целую тучу брызг и струй, увлекающих с собой все, что есть в забое. Взмываются во все стороны пласты песка, отрываются прочно залегшие пудовые валуны, бьют один другого, крошат уплотнившиеся комы глины, истирают их в порошок и промывают каждую крупняку. Ни одна, даже самая ничтожная золотника, но останется в комке и не уйдет с ним, если только она сама не слишком тонка и легко переносима.

Дальше и дальше въедается струя в нижний слой пласта. Огромной глыбой висит он над плотиком.

И вдруг тяжело отрывается от склона и обрушивается вниз. Тогда <брызгало» направляется на эту груду, и струя начинает ее крошить, протирать и промывать, выпуская из нее бурый поток и толкая вперед стаи валунов и кучи гальки.

Несколько дальше этот крупный материал начинал задерживаться, а еще дальше задерживался и эфель.

Здесь приходилось помогать воде.

Рабочие, стоя по колена в воде, заступами прогоняли пески дальше, гальку вышвыривали вон на стороны, так что по бокам русла нарастали валы — галечные отвалы. Крупные камни извлекались прямо руками.

Иногда Адрианов уходил от водобоя осмотреть сплотки — не промыла ли вода где-нибудь втихомолку щель меж досок сплотка я не уходит ли мимо труб? Тогда я становился на его место и вел работу брызгала. Большое наслаждение испытываешь, держа в своих руках сосредоточенную, струящуюся силу водной стихии, распоряжаясь ею по своему усмотрению, шутя ворочая и истирая в порошок целые горные хребты. Невольно гордишься силою человеческого ума, овладевающего силами природы и заставляющего эти силы служить человеку. Ты, вода, засыпала золото горами песков, нарастила на них густую тайгу — так сама же и снимай их с золота

Одно лишь плохо было в этом явлении торжества человека— неравенство. При успехе работ результаты их не одинаково всех обрадовали бы. Одним успех принес бы светлый праздник, другим же лишь несколько лучшие условия труда.