На звук пушек

Хозяйка уронила черпак-половник, которым накладывала кашу по тарелкам. Дети открыли рты и выпучили глаза. Хозяин поперхнулся, но, кремень-мужик, быстро пришел в себя. Подзатыльником вернув старшенького к жизни, он отправил сына к отцу Бруно, предупредить того о своем скором приходе. Затем крякнул, поднялся из-за стола и поманил за собой Жоржа. Слава богу, тот успел выпить молока и прихватить с собой хлеб.

Идти пришлось не близко. Отец Бруно, оказывается, жил не в селении, а отшельником в лесу на склоне горы. Жилищем ему служила хижина, прислонившаяся к крутой скале. Когда, наконец, пришли на место, монах и мальчишка-гонец, пританцовывающий от любопытства и нетерпения, уже ждали на тропинке перед жилищем отшельника. Отец Бруно кивком поблагодарив селян, поманил за собой Жоржа. Оставив за дверью разочарованного пацана и его отца.

Хижина состояла из единственной комнаты, но в скальной стене зиял проход в пещеру. Взяв со стола свечу и зажегши ее, монах опять сделал приглашающий жест и шагнул в подземелье. Пещера была узкой и напоминала подземный ход. Насколько она тянулась не было видно, но, не дойдя до конца пещеры, Бруно шагнул в боковой проход, приглашая гостя следовать за собой.

– Это мой Парлаторий[7], – неожиданно для Жоржа проговорил святой отец. – Я приор цистерцианского ордена строгого обряда. Зовут меня преподобный Бруно фон Шпигель. Но местные жители называют меня брат Бруно или отец Бруно. Я не против, ибо сегодня вся братия моего монастыря это я сам. Мой обет молчания позволяет мне говорить в отведенных для этого местах. Мне таким местом служит эта пещера.

– Благословите, преподобный, – проговорил Жорж.

При этом молодой человек был в душе немало удивлен, как собственными словами, так и тем, как в привычном жесте он скрестил руки и склонил голову. Он проделал это так же четко, как выполняется оружейный прием, отточенный многолетними тренировками.

– Что ты помнишь о себе?

– Я помню последние три дня, и ничего до этого.

– Если Господь будет милостив, то вернет тебе память, как вернулась речь.

– Я помню сон, – неожиданно для себя сказал Жорж.

– Сон?

– Да, сон. Мне снился южный город и человек, который нес крест. Верней там было много людей, но запомнился именно он.

– Ты видел во сне Христа?

– Я не знаю, отче, был ли это Христос. Я просто запомнил этот сон и этого человека.

– А когда это было помнишь? – спросил отец Бруго и тут же исправился. – Когда ты видел сон?

– Незадолго до того, как осознал себя. Я помню этот сон, потом череду каких-то неясных видений… А затем обнаружил себя на земле в овечьем загоне.

– Я увидел, как ты одним ударом черенка лопаты оглушил Гёца, – усмехнулся монах.

– Извините, кого оглушил?

– Гёц – это баран, который напал на тебя в тот день. Свое прозвище он получил за свой драчливый нрав. А ты сшиб его с ног тычком черенка. Очень надо сказать профессиональным тычком. Сразу видно опытного солдата.

– Я солдат?

– Думаю, да. Всё говорит об этом.

– И меня действительно зовут Жорж или Йорг?

– Скорей Жорж, чем Йорг. Когда ты пришел в селение, у тебя было небольшое письмецо в ладанке на шее. Вот оно.

Монах достал из шкатулки маленький пожелтевший листок и протянул Жоржу:

– Читать ты умеешь?

– Не знаю, – неуверенно проговорил Жорж.

– И не узнаешь, если не попробуешь, – усмехнулся монах.

– Милый Жорж! – прочитал молодой человек первые слова и удивленно поднял голову.

– Читай, читай!

– Милый Жорж! Известие о твоем ранении вызвало у нас тревогу, но отец Матео отписал нам, что ранение легкое и не помешает твоей воинской карьере. Софи передает тебе привет и уверения в своей неизменной симпатии.

– Вот мы и выяснили, что ты умеешь читать. Причем читать письма на французском языке, – улыбался Бруно, по всей видимости, очень довольный.

Жорж помолчал, прислушиваясь к себе, и кивнул, соглашаясь с выводом монаха. Он действительно знал французский язык и умел читать на нем, как и некоторые другие языки. Немецкий он знал наверняка.

– Я был ранен?

– И не раз. У тебя старая рана от пули на левой руке. И такой же старый шрам от ранения в голову. Скорей всего осколком бомбы, к счастью, только скользнувшего по лобной кости. И еще одна рана на голове от сильного удара каким-то острым предметом. Удивительно, как ты после такого удара жив остался. И получил ты эту рану года два или три назад.

– Значит я солдат. Я воевал. И я француз.

– Я в этом уверен. И могу даже с большой долей уверенности сказать, что ты воевал в Италии.

– В Италии?

– Совершенно верно. Лет десять назад французы там воевали. А раны от осколка и пули довольно старые. Им не менее десяти лет. А еще в письме упоминается отец Матео. Это итальянское имя. Если бы он был французом, его бы назвали отец Матье. Скорей всего, после ранения тебя оставили под присмотром монахов. При монастырях часто имеются больницы. И этот отец Матео написал твоим родным.

– А свежая рана?

– Этого не могу сказать. Может, упал со скалы. Может, напали разбойники или дезертиры. Я поначалу было подумал, что ты мог получить ранение на недавней прусско-баварской войне. Но ты пришел с юга, а не востока. И еще!