Nabat_1

Поначалу подсудимые артачились, намекали на Божьи силы или дьявольские, доказывали свое энергетическое превосходст­во надо всеми, включая самого Момота; некоторые грозились превратить его в лягушку или кузнечика, но однажды аудито­рия ахнула, увидев, как сама колдунья превратилась, переста­равшись, в козочку. Воливач не поверил и правильно сделал, так он на миллионы телезрителей единичка. И Момот единствен­ный. Колдуньи писались прямо в зале...

Так о мощном привороте:

— Я делаю так, потом так, -— руками показывала пожи­лая тетка этот самый мощный приворот, и Воливач сразу понял: эту глупую бабу, ради пары копеек пошедшую на ох- муреж, Момот срежет сразу.

— А руки мыли перед пасами?

20*

-— Когда как, — простодушно отвечала тетка. — Тут чтоб душа, дух чтобы изошел, душа, она легкая, к ей особливо надо.

611

— Вы с грязными руками забирались в человеческую душу? — ужаснулся Момот вполне естественно и обратился к судьям: — Высокочтимый суд, трое клиентов подсудимой показали, что после общения с ней начали страдать острым расстройством желудка, двое нажили экзему, и масса заявле­ний, — потряс он над головой кипой бумаг, — показывают, что никакого мощного приворота не случилось, а троих па­циенток даже избили мужья при-во-ра-чи-ва-е-мых, — за­кончил он по слогам.

«В Якутию на поселение», — вынес свой безошибочный приговор Воливач и не стал дожидаться конца этого дела. Пока начнут рассматривать другое, он сочку попьет, бутер­брод съест перед новым спектаклем. Народ на гадалок доно­сил хорошо, требуя возмещения моральных и материальных убытков. Их возмещали. За счет гадалок. И хлеба получил народ, и зрелищ.

Вторая подсудимая оказалась классическим представите­лем черной магии: акульи глаза, тройной подбородок, корот­кая шея и мощные телеса под бесформенным хитоном с блестками. Подчеркивала наряд магэссы шикарная приче­ска. Воливач оставил и сок, и бутерброд: от таких магэсс был самый смак.

— Где это вы такую чудесную прическу делали? — задал первый вполне невинный вопрос Момот.

— Я посещаю салон Александра Тодчука. Я экстрамаг и могу доверить свою голову только экстрамастеру, — ответи­ла она с глубоким значением.

— Надо же, — изобразил глуповатость Момот. — Я вот имею диплом Бернстайнской академии, а стригусь где попа­ло. У вас тоже диплом Бернстайна?

— Подлинным магам диплом ни к чему, — холодно отве­тила магэсса.

«Ну, держись, — потер руки Воливач, — таких Момот стирает в порошок».

— А где ж это вы обучились экстрамагии?

— Я потомственный маг. Моему роду триста лет, — цедила магэсса, полагаясь на свои исключительные способности.

— Подсудимая, — начал атаку Момот, — перечислите род по отцовской линии. — Ни одна из гадалок не могла вы­строить четкую линию своей защиты. Момот изыскивал вся­ческие лазейки.

— Это тайные имена, их в присутствии не называют, — выкрутилась на первый случай магэсса.

— Я помогу вам, — расщедрился Момот. -—Ваш отец, Сквориков Николай Ильич, работал слесарем в жэке. Спил­ся, попал под трамвай. Когда он успевал заниматься магией, если не просыхал?

— Как вы можете так о нашем горе! — давила на психику магэсса и лицо ее от холодно-надменного становилось более приземленным. — Папу слуги дьявола утащили, он самому Брежневу чакру направлял.

— А мунью? — грозно спросил Момот. — Почему он про мунью забыл? Кто ему дал право отделять чакру от муньи?

Магэсса ушло догадалась, что это издевка, и спрятала глаза в платочке, чтобы выиграть время.

— Вы будете отвечать за грехи отца. Земным судом или небесным наказанием?

Магэсса посчитала, что может переиграть Момота:

— Судите земным.

— Статьи нет. А за свои отвечайте сами. Кстати, ваш папа с пятнадцати лет стоял на учете в вендиспансере. Что ж этот маг себя от хронического триппера не излечил? — спросил Момот и деловито осведомился: — Перейдем к делу?

— Не надо, — раздалось глухо из-под платочка.

— Правильно,— удовлетворенно сказал Момот. — Де­душка всю сознательную жизнь стучал на ЧК, ГПУ, МГБ и КГБ. Кличка «Орел». С восьми утра до шести вечера он воз­вышался над прилавком магазина вторсырья. Если вы пове­даете о его магических сеансах, готов выслушать. Суд зачтет вашу искренность.

Молчание.

«На десятку за Северным полярным кругом тянет», — от­метил Воливач, весь в зале суда.

— Может, материнскую линию копнем?

Всхлипывание. Потом бормотание: «Безвинную судят, лю­дям помогаю...»

— Тогда другой вопрос бескорыстной помощнице увеч­ных и обиженных Богом: мочу для священного обтирания клиентов брали свою или посторонних? Может быть, свято­го Онания? Говорите правду, к вашим выкрутасам я гото­вился тщательно.

— Дочери, — зарыдала магэсса по-настоящему. Она по­няла: десятка корячится и не прическу надо было готовить, а защиту.