Nabat_1

Лучшие времена — где они, когда минули? И были ли они вообще? С младых ногтей, едва он обрел интересное за­нятие, невольно соприкоснувшись с запретами, он попал в игру «бей — беги» для взрослых. Невзрачный большелобый человечек со скудной бороденкой, роста полутора с неболь­шим метра, занятый копанием в библиотечных подвалах, книжный червь, он почему-то всегда оказывался поперек ос­новного потока, частицы которого больно ударяли его, раз­ворачивая по ходу движения массы, а он противился, и его били больнее. Возможно, от этой поперечной жизни выра-

Осталось чувство самосохранения, откуда и конспиративные навыки, а сказать честно, звериное чутье в людском стаде, чтобы не растоптали. Постриг в монахи принимал вроде как насовсем, а всю атрибутику бытия не бросил... И так ли уж откровенно он отрекался от мирской юдоли? Илья Триф клял­ся себе, что напрочь отрекался, а хитроумный Илюха Триф возражал: нет, появилась возможность отсидеться — почему нет? И опять его ученость проклятая! Она помогла войти к братьям, она же вышвырнула его из приюта. Не вынес Илья испытательного срока. Распознал его игумен: не дело послуш­ника свет в очах хранить. Сбежал. Боялся разбирательства...

И что с того, что не выделялся у «трех вокзалов» среди разномастного бомжатника — надолго ли? Проявится обяза­тельно, тут милиция отыграется на шибко грамотном. Это у нее запросто, правила «бей — беги» учены-переучены и за­быты по ненадобности.

Нет, твердо решил Илья, милиции в лапы попадаться не след, и с «трех вокзалов» мотать надо всенепременно. И чем раньше, тем полезнее для здоровья.

Одежонка Ильи соответствовала моменту. Ну, едет куда- то, озабочен... А вот как документы спросят? Вдруг ищут уже?

Ищут, ищут... Останки «Москвича» во дворе догнивают, в квартиру войти боязно. Грамотный шибко...

Разговевшись кофейком с булочкой в нижнем этаже Кур­ского вокзала, Илья решил по возможности добраться на Флотскую, поближе к своему пустующему жилью, переноче­вать в знакомом подвале, а если возможности станут шире, не грешно и в квартиру попасть, взять кое-что, но вначале под душик, под душик!

Ключи у соседки Нины. А потом? Потом... Есть наметка, деньжонок должно хватить. Не вопрос это, но вот как долла­ры на рубли поменять? И раньше-то в обменных пунктах ми­лиция к нему присматривалась очень, а кто ему с рук менять станет? Хорошо еще просто отберут... Эх, жизнь в шакалят- нике!

Рождественская ночь пуржила. Ближе к центру, среди ог­ней, мятущиеся снежинки радовали свежестью; на выходе из метро «Речной вокзал» Илья поежился: снег оставался сне­гом, холодным, мокрым и неуютным.

Автобусы уже не ходили, на метро-го Илья едва успел до закрытия. Что ж... Ноги в руки. До дома километра два. Плот­нее нахлобучив шапчонку, руки поглубже в карманы куртки и — вперед.

Илья шел к дому кратчайшим путем, дворами, не забывая об осторожности. Заметил патрульную машину. Спрятался за деревом. Оставался короткий участок по тротуару вдоль трассы. Пошел...

Услышав шум мотора сзади, прибавил шагу, но машина, проехав чуть вперед, остановилась. «Иномарка, — отметил Илья машинально, а все сознание заполонило главное: — Бить будут, это рэкст-шмекет». Опустилось стекло на переднем си­денье, изнутри крикнули:

— Эй ты! Стой там, иди сюда!

Каким бы страхом ни напитало Илью, он отреагировал на странную команду:

— Так что мне делать? Подойти к вам или стоять на месте?

— Во, баран! —донеслось из машины вместе с откровен­ной ржачкой. — Тогда жди...

Из иномарки вышли двое мужчин в кожаных куртках и вязаных шапочках. «Бить будут, — горестно подумал Илья. Ноги стали ватными. — Но зачем?»

Молодцы плотно подступили к Илье и разглядывали так, будто повара примеривались, какую часть хилой тушки пус­тить на бульон, какую поджарить с приправами. Не понра­вился Илья молодцам. Без слов оба вернулись в машину.

«Господи! — чуть не исторгнул Илья в блаженстве. — Велика сила твоя!»

И правильно, что придержал язык, из машины крикнули:

— Топай сюда!

Илья подтелепался пингвином, стал у опущенного стекла несуразным столбиком.

—Молитву знаешь?

— А-а какую? — пролепетал Илья.

— Любую. Рождественскую могешь?

В салоне хихикнули женщины.

— Значит, так, — изготовился Илья и с подъемом прочел о волхвах со звездами, о святом младенце, о благости и свет­лом Рождестве.

— Смотри-ка, грамотный пескарь попался! — заметил один молодец другому; женщины на заднем сиденье тоже выражали свой восторг: — Дед, а дед, а еще знаешь? Ну, вот там еще про «иже еси на небеси»... Знаешь, а?

— Конечно! Каждый христианин обязан знать! Это «Отче наш», заглавная молитва.

— А мы атеисты, — умерил пыл Трифа гот, что сидел за рулем.

— Викун, — попросила одна из женщин. — Ну что ты в такую ночь!

— Так бить все же будете... — отрешенно сказал Илья. Снежинки почему-то перестали таять на его лице.

— Что ты, отец, — произнес водитель. — Таких убивать надо!

«Вот оно: морозно, тихо, сухо, — вспомнилось не к месту, — будут гады Зою убивать».