Набат-2

А через два года занялся Дмитрий строительством каменного Кремля в Москве, и захватил ее литовский князь Остей. Тогда великий князь Дмитрий позвал на подмогу суздальских князей, сам пришел из Костромы, где стол княжеский сохранил, и опять бились дружины за гордыню Дмитрия, хотя Москва им не нужна, и свершилась сеча великая, и множество народу билось с обеих сторон, и полегло много. Дмитрий победил, и хоронили воинов на месте, где зачинался Кремль и площадь перед ним, и повелел Дмитрий назвать ее Красной. С той поры по московскому взятию перенес он престол великий в Москву и на пролитой крови основал новую столицу Государства Российского и христову веру поощрял повсеместно, ибо считал Иисуса Христа подлинным заступником его. Многие князья обиделись на распоряжение великого князя Дмитрия ставить христовы храмы в своих землях, но спорить не стали и позволяли посадским своим веру соблюдать любую, к какой душа лежит больше. Так надеялись они смуту не подымать и с Дмитрием в ссоры не встревать.

Передавал Дмитрий московский престол сыну своему, Василию Первому, свободным от поборов Золотой Орды. Не осталось в ней нужных конников, ушли они ниже по Волге и руку нового хана-ордынца принимать отказались. Не приняло казачество новых уложений в Орде и богов христианских, не питало к ним уважения».

Отложив недочитанную рукопись, Судских задумался. Летописцу он верил. Получалось, империю развалили, поддавшись чужеродным веяниям, потом на се развалинах строили новую, убеждая всех, что именно такая Русь нужна русским. Думая о свежей листве, рубили безоглядно корни.

Стоит ли?

Зуммер прямого телефона с Воливачом оторвал его от тягостного анализа. Трубку он снимал автоматически.

— Игорь Петрович, Мастачный желает сделать заявление в твоем присутствии. Он в твоем госпитале.

— Как в моем? — не дошло сразу до Судских.

— Именно в твоем. Так он сказал. Чувствует себя очень плохо.

— Еду, — не раздумывая больше, ответил Судских.

— Встречаемся в холле госпиталя.

2 — 10

Былая спесь отлетела от лица Мастачного в больничной палате. Сейчас, в жестком гипсовом скафандре с высоким глухим ошейником, он напоминал космонавта, которому не суждено вернуться на Землю. Поглядишь, так и кажется, запоет сейчас: «Зеленая, зеле-е-о-ная трава!» Трагизм усугублялся окружающей белизной стен и наряда. Совсем недавно он распоряжался судьбами, если не сказать жизнями, дивизиями, состоящими из молодых жизней, а теперь сам остался один на один с приговором судьи.

«Или не так все мрачно? — думал Судских, вглядываясь в изможденное лицо Мастачного. — Такие выкарабкиваются из любых щелей, еще и безвинного утянут».

— Здравствуй, Василий, — тихо сказал Воливач, едва глаза Мастачного открылись. — Привез я Игоря Петровича, как просил. Беседуй с ним. Мне уйти?

Вопрос повис в воздухе. О состоянии здоровья важного пациента главный врач госпиталя высказался однозначно: в любой момент он готов предстать перед Богом. Утешать, бодрить его смысла мало. А может, пред сатаной? Кто, как не Мастачный, превратил стражей порядка в сопливую разнузданную ватагу?

— Покаяться хочу, — с хрипящим свистом продавил трудные слова Мастачный.

— Кайся, — великодушно разрешил Воливач. Кроме Судских, в палате никого не было.

— Перед Игорем Петровичем, — дополнил Мастачный.

— Как пред Господом нашим, — от души злорадствовал Воливач.

— Сына его захватили по моему распоряжению.

— Это не тайна, — неторопливо отвечал Воливач. — Я об этом знаю. Кто приказал?

— Гуртовой.

Пока Воливач обсасывал признание, Судских вмешался:

— Где сейчас мой сын?

— На квартире Сунгоркина, — хрипло просвистел Мастачный.

— Ничего там не обнаружено, — в некотором замешательстве ответил Судских. — Севка утверждал, что звонит из-за рубежа, Люксембург или другая страна, только не у нас.

— Ищите лучше, — с усилием выдавил Мастачный.

Воливача беспокоило другое. Мастачный на последнем издыхании, а вызнать у него хотелось бы побольше. Опережая Судских, он спросил:

— Так ты масон? Хохол до мозга костей!

— Бес попутал. Но не масон, — прохрипел Мастачный. — В моем кабинете…

Он силился закончить фразу, а из горла вылетал свист, он нарастал, и угрожающие хрипы строились в ритм.

— Что в кабинете? — торопил Воливач.

Судских повернул голову к окну, прислушался.

— В моем кабинете…

— Да продави же! — не утерпел Воливач.

— Виктор Вилорович! — крикнул Судских и потащил его из палаты: прямо в окно наползала тупая морда вертолета, нарастал стрекот лопастей. Воливач открыл рот от неожиданности и рванулся из палаты следом за Судских. Пробежав в коридоре несколько шагов, они разом упали на пол. Следом ахнул взрыв и посыпался град штукатурки, обломки дерева.

Потом, казалось, непривычно долго сыпались осколки стекла и режуще звучали высокие голоса. Слышались крики о помощи, топотали ноги.

Судских вскочил первым и помог Воливачу выбраться из-под штукатурки и обломков.

В палату заглядывать не пришлось — она открывалась прямо перед ними.