Он мог сломать его большими дозами аминазина или же полобра[ такой супчик из нейролептиков, от какого и слон медузой станет, но тогда расшевеливать станет некого, эксперимент смажется: хотелось Толмачеву более менее естественным путем сломать волю Забубённого. Остальные пациенты лишь отдаленно напоминали 1рафьев из рода Монге-Кристо. Бросили их в психушку и забыли, как подобных Эдмопу Дантесу. А Забубённый был фигурой, расставаться с ним не хотелось.
— Кем вы себя ощущаете? — примерно раз в месяц вопрошал у Забубённого Толмачев, — Наполеоном?
— Почти, — угрюмо отвечал Забубённый, — когда он стал генералом Вандемьером у пушек па улице Сент-Онорс.
— Блестяще! — ликовал Толмачев. — Я сделаю из вас вождя!
— А вы, надо понимать, Господь Бог? — угрюмо поднимал глаза Забубённый.
— А за подобные вопросики, — хихикал Толмачев, — получите добавочный кубик гексамидинчика. Господину Саваофу вопросов не задают, ваше дело телячье: обделался — слой.
Толмачев представлял, как будет расползаться естество Забубённого, как мучительно он будет выползать из-под чудовищной тяжести препарата, прижавшей его. Однажды, ради познавания, он вколол себе аминазин, слабенькую дозу, и сутки потом ощушал себя дряхлой развалиной. Господи, помилуй!.. А Забубённый? Держался. Сохраняя внутри себя несговорчивый характер и боевитость справедливца. Гвозди бы делать из таких...
С год назад Толмачев докопался до эпифиза, шишковидной железы то бишь. Железа эта управляет сексуальностью человека и дает ему возможность заглянуть в иные измерения. Все эпилептики несут бред во время припадка, рассказывают о невероятных приключениях после. У них шишковидная железа увеличенных размеров, страдающих падучей называют блаженными, глашатаями Всевышнего. А бабы таких любят за высокую потенцию! Такими были Пушкин, Достоевский, царь Иван Грозный, сам Наполеон со своими выдающимися талантами полководца и грахалыцика. Все они и подобные им страдали падучей в тех или иных проявлениях, когда вспышки-гнева, как молнии, озаряли их. Так свершились Аустерлиц и храм Василия Блаженного, «Пляска ведьм» и «Москва— Петушки», и каждый из гениальных был сексуально озабочен. как того требовал отросток шишковидой железы..
Толмачева залихорадило, и он усиленно просвещался по этому вопросу. И вот что он выкопал.