— Нашелся вариант, — сообщил он, едва за ними закрылась дверь кабинета хозяина. Луцевича не удивило, что этот разговор должен происходить без Судских: либо хозяин подстраховывается; либо не хочет беспокоить генерала. — Полетите за кварцевым песком дня прогрева пациента. Я правильно понял вашу просьбу?
— Абсолютно, — утвердительно кивнул Геннадий.
— Тогда летите послезавтра, а сегодня давайте паспорта. Сколько вас? Пятерых хватит?
Крокодил расхохотался:
— И кто у нас самый деловой? Не надо пятерых, Олег Викентьевич, вдвоем управимся. Есть у меня человек, зна- ющнй" иврит. Этого достаточно. Не убивцы ведь, а винд- жеммеры.
— Как вы сказали? — не понял Луцевич значения слона, приняв его за нечто робингудовское из словаря новых русских или как их там, живущих но своим нормам.
— Фирмы такие есть, выжиматели долгов, — лаконично пояснил Геннадий.
— Тогда я умываю руки.
Ровно в полдень через день частный самолет стартовал из Шереметьева курсом на Израиль. Таможня даже не вошла в салон опрятного «Аэровикта». Он мотался туда-сюда ежедневно, его хозяина интересовали проблемы куда более существенные, чем вульгарная контрабанда. Собственное здоровье, например.
— Песок, видите ли, ему понадобился из Мертвого моря, — сказал один таможенник.
— Красиво жить не запретишь, — сказал другой без зависти. Чтобы приблизиться к красивой жизни, надо быть послушным. Беречь собственное здоровье, например, не лезть куда не просят.
Напарник Геннадия, приятный гихушник средних лет, дослужил до майора в органах, откуда ушел без сожалений в начале девяностых годов. Его готовили для особых заданий, обучали ивриту, хотя он и близко не имел еврейских родственников.