Набат-3

— В семье не без урода, — откликнулся Судских, ста­раясь смягчить огорчение Воливача.

— Да брось ты! — более того огорчился Воливач. — У нас всс уроды, а честным на Руси никогда жить не давали. Что мы за нация такая!

— Я себя к бесчестным не отношу, вас тем более, — жестче прекословил Судских. — И Лсб^а^с^щю челове­ком чести, и своего зама Бехтеренко, на своих положить­ся могу:

— Благодаря мне это островок нормальных людей, — заметил не без укора Воливач. — Это я тебе чуть ли не тепличные условия создал,

— Чего ж тогда кручинитесь, что не осталось чести на Руси?

— А я всегда кручинюсь, — мирно ответил Воливач. — Много времени на борьбу с ветряными мельницами ухо­дит. Ладно, оставим и давай-ка встречный ход сделаем. Не поддадимся им.

Судских сразу понял, что значит не поддаваться по Во­ливачу.

— Не получится, Виктор Вилорович. Не так много у нас сил, чтобы пресечь в корне грядущую опасность. Из октябрьского протеста буПТ сделать не позволим, а на боль­шее пока не замахиваюсь. Долгая работа.

— Плохо ты меня знаешь, — угрюмо возразил Воли­вач. — Я не идейный, я русский^ Коммунистов в задницу, а комму!шстичсское общество — русским.

— Занятно, — будто пробовал на вкус сентенцию Во­ливача Судских. — Вы уж расшифруйте.

— А чего непонятного? Слова есть мудрые, не помню чьи: следуй себе изо дня в день, тогда каждый поверит тебе. Я пе антисемит, не коммунист, я нормальный. По­мнишь, аппендицит мне вырезали в русском госпитале? Так вот, руководил им некто Толмачев, откровенная сука. Пришел к нему уникальный специалист, хирург Божьим именем, он меня и оперировал. Лапочка! Я даже не пове­рил, что мне операцию сделали, усомнился. Олег Луие- вич. И что ты думаешь? Этот Толмачев решил извести Луцевича, больно хорош для него, о больных даже не по­думал. Так вот, я приглядел толкового администратора и настоял, чтобы именно ему отдали госпиталь. Александр

Семенович Бронштейн. Чуешь? А он за два года из скром­ненькой больницы сделал лечебный центр международ­ного класса, из-за границы едут лечиться. Вот тебе и раз­ница между евреем и русским. Нет для меня такого деления, а есть мастера, таланты, Ивановы и Бронштей­ны, и есть толмачевы и шифрины, бездари и завистники.

«Что сделалось с Воливачом! — восхитился Судских. — Вот он глас Божий! Видать, приспело время воздать кесарям по заслугам и богам по Писанию!»

— Так что мы сделаем? — напомнил с улыбкой Судских.