Набат-3

— Кому ты чего скажешь, если сам Воливач украл у меня эти деньги! — топнуло нетерпеливое чадо ногой. — Должен Совет Безопасности разобраться с ним! А ты пока расчухаешься — год пройдет, я сама велю разобраться!

— Тогда... шта... зачем я... тебе?

— Никому ты не нужен, кроме пас! Я всегда тебе гово­рила, нужно опираться на ссмыо, а ты не слушал, строил из себя мудрого политика, да над тобой давно смеются в открытую! — налило мелкой дробью чадо по ушам, и было больно.

— i Ihktoне смеет потешаться над президентом! выпа­лил в ответ он и сразу ослаб после такой длинной фразы.

— Господи! Как бы кондрашка не хватил! — забеспо­коилось чадо и поспешило вызвать дворцового лекаря.

Тот измерил давление, пошупал лоб и стал готовить укол. Чадо поспешило и тут:

— Что ты ему колешь?

— Успокаивающее, — бесцветно отвечал лекарь. Ему не меньше других надоело ходить на веревочке и но одной до­сточке. Никто, конечно, этого не делал, поделали вид все.

— Возбуждающего! — прошипело чадо. — Мне лучше знать, что ему надо колоть!

— Успокаивающего, — слабым голосом настоял отец. Он всегда поступал с советами чада наоборот. И с други­ми советами, не веря даже себе, пе знал, как поступить, и при выборе нужного решения слыл оригиналом.

Изучая в детстве немецкий язык, он лепил такие фра­зы, что ахали преподаватели, а одноклассники знающе хи­хикали. Борька слыл в их среде дубовым с кличкой «холь- цауге*, что по-немецки значит сучок, дубее не бывает. Наконец учителя немецкого осенило: «Я долго полагал, Борис, что ты чересчур умный, а ты, оказывается, не зна­ешь правил элементарной грамматики!»

С немецким языком он так и не совладал, но вывел дня себя первое правило жизни: делать не по правилам, привлечешь внимание, прослывешь умным человеком.

Само собой, такого умника пе могла не усыновить ком­мунистическая партия.

— Дайте отдохнуть, — попросил президент.

Ему помогли идти. Взяли под руки и увели в опочи­вальню. Разули, раздели и уложили в постель. Офиииаль- по это называлось — президент работает с документами. Лежать было его любимым занятием, после того как за­претили выпивать и закусывать. Протертые овощи, каш­ка, бульончик... Никакой радости.

Лежа он размышлял. Чадо задало непосильную задачу. Силы у него не те, с Воливачом задираться опасно, и с Судских опасно, и откуда силы? Хочется на покой, а тор­мошат ежедневно, еженощно, его угасание заставляет при­хлебателей торопиться урвать хоть еще кроху-другую.