— Осилим, — кивнул Судских и вошел в зал. После посещения Сорокапятки он всегда ощущал прилив сил.
Что должно было произойти, никто не ставил его в известность, по увидеть сидящего в торце длинною стола президента оп не ожидал. Судских замер у двери, президенту пришлось повернуть голову. А что сказат ь? По вашему приказанию прибыл? Такого пе было. Не брякнуть же — здрасьте...
— Преходи, садись. — сг хзал врастяжку президент. Жест руки и сторону — креста рядом, и рука почти упала на стол.
Судских. пе таясь, разглядывал президента. Глазеть на экран — одно, а видеть живьем — другое. Телевизор отмечал каждое движение, но скрывал естество, скрадывал и прежде всего безмерную опустошенность лица, словно забыли спять маску с человека и он силился дать знак из- под нес, показать, что жив и хочет жить. Отдельно от маски жили глаза. С хитрецой, многознаюшие.
— Не нравлюсь?
— Нет, — честно ответил Судских.
— А я никому не нравлюсь, —- без обиды согласился президент. — Кто подальше, тот- за полудурка считает, ближние делают из меня дурака... И ломают дурочку, и ломают...
Судских отвел глаза. Шевельнулась жалость.
— Стыдно? — резнул по липу Судских глазками президент. — Да я тебя не за тем позвал. Нсть и у меня честные помощники. Один такой сообщил, что генерал-лейтенант Судских, о котором я впервые слышу, не пропустил в Москву бандитов, но омоновцам не отдал. Как понимать?
Говорил он осмысленно, только после двух-трех слов делал паузы, дышал трудно, словно паровоз, тянущий в гору состав. Что ни говори, а президентское звание внушало почтительность. Пересилив неожиданную робость, Судских ответил:
— В силу причин посчитал сделать так. Формирование национал-патриотов... Мальчишки, господин президент.
— Ну и правильно поступил, — неожиданно похвалил президент, будто генерал перед ним только что обстоятельно доложил о происшествии и обосновал причину своего решения. — Уважаю. Л ты меня? Нет?
— Как генерал, не имею права, как человек и гражданин, имею собственное мнение.
— Полез в камуфляж, — не понравилось президенту. — Так выскажи свое мнение. — В Судских уперлись маленькие понимающие глазки: — Шта?
— Я в форме, господин президент, — уперся Судских, и ни за какие шанежки его язык пе повернулся бы иначе.