Набат-3

— Как-то все несуразно, — хмуро отвечал Судских. — Пацан из милиции угрожал оружием, забрал мой мобиль­ник, меня спешно везут сюда... Не пойму: я арестован? — с вызовом спросил он, пытаясь по лицу президента опре­делить истину, отделить показное.

Президента он не застал врасплох:

— Игорь Петрович, вам ли не знать, как у нас обычное оперативное распоряжение превращают в пожарный при­каз. За этих балбесов прошу извинить, за чрезмерное усер­дие накажу, чтобы служебное рвение проявляли где поло­жено.

Президент, как всегда в беседе с ним, говорил учтиво, хотя многие выслушивали от него отборную солдатскую матерщину. Он не стеснялся распекать подчиненных в еф­рейторской манере, без скидок на возраст, заслуги, и ник­то не возмущался. Огрехи были, конечно, всегда, но не в такой же манере высказывать возмущение. А помалкива­ли без протеста потому, что давным-давно знали о грубых замашках президента, когда он не был еще таковым и гру­бость считалась неким имиджем: вот, мол, какой хозяин нужен стране — жесткий, но правильный, такой станет держать в узде и распоясавшихся демократов, и думское плебейское отродье, и кондовых коммуняк.

С Судских президент всегда сохранял выдержку и уч­тивость.

— Стаканчик чайку? — заботливо предложил президент.

— Спасибо, не откажусь. Сомлел от усталости, — без улыбки отвечал Судских. — Только сначала хотелось бы со своими связаться, переживают.

Легкая пауза, секундное замешательство, отмашка.

— Звоните с моего пульта, — сказал президент, одно­временно нажимая кнопку вызова дежурного.

Вошел прежний генерал, из армейских.

— С Игорем Петровичем плохо обошлись, — жестко выговаривал президент. — Мою просьбу тотчас разыскать Игоря Петровича превратили в арест. Виновных наказать вплоть до разжалования.

Связываясь с Бехтеренко, Судских ощушал стыд. За­глушая его, он наигранно-бодро говорил в микрофон:

— Святослав Павлович, привет с того света.

Мать честная! Игорь Петрович, вы где?

— У президента. — кратко ответил Судских. — Вер­нусь — поговорим. Привет всем.

И сразу дал отбой. Нечего рассусоливать — жив и жив.

Президент караулил его или Судских обостренно по­лагал гак после всех наземных событий?