Набат 3

И ничего так пошло дело. Нинуська обдумывала сюжет, а Вовчик, прихлебывая сертифицированную водочку, воплощал задумку в сногсшибательное чтиво, а алчное издательство публиковало.

Глупый читатель почитывал.

Первый роман, «Я — колдунья», сделал из Мотвийчучки госпожу Мот. Второй роман, «Запутанная путана», дал ей денежную клиентуру. Заезжие гости вообще держали ее в руках как верительную грамоту, молили продолжения. Оно состоялось. Прорезалась научная мысль, привитая в институте марксизма-ленинизма, и вышла книга не ниже, чем настольная: «Как давать, кому давать: принципы совокупления юных млекопитательниц». Не пошло. В издательстве сидели не полные бараны, испугались откровений наставницы — ведь у многих были дети! «… Я подстелила собственные шелковые трусики, и мы отдались блаженству прямо в сточной канаве». «…В тринадцать лет я познала истинный вкус орального секса». «…В положении у забора главное — лучше упереться». Опыту госпожи Мот верили, но печатать не хотели. Тут и сам Вовчик исписался и спился, излишняя слава госпоже Мот показалась ненужной. Его выгнали вторично.

Она вспомнила о нем неожиданно для реализации плана мести.

— Вот тебе деньги, купи приличный костюм, должен выглядеть как профессор-нейрохирург, — наставляла она. Рискованная затея: Христоумов мог пропиться до прострации, и она предупредила: — Не вздумай исчезнуть, не вздумай пролиться. Потеряешь больше, если не все, — посмотрела она многозначительно.

Фортуна улыбнулась ему. Христоумов стойко обходил ларьки со спиртным в витринах, вошел в шоп с иностранным названием и вышел и черной тройке. Да, сказало ему зеркало в шопе, вылитый профессор-нейрохирург. Нинуська, пардон, госпожа Мот, добавила: надо бы туфли новые, рубашку, галстук. И добавила денег на обновы. В жизнь Христоумова вместе с надеждой вошел и ремень с надписью «Ренглер» на бляхе. Такого у него не водилось прежде. Жизнь налаживалась.

В прежние годы сутулый, с узкими плечиками, в очках и вечно коротких брючках, он в лучшем случае тянул на гинеколога районной поликлиники, теперь, в тройке и белоснежной сорочке, его уже Вовчиком как-то не назовешь. Госпожа Нинелия от себя добавила очки в позолоченной оправе с пенснушками и впервые назвала его Владимиром Викторовичем. Не жгла такая жажда, мести, что скупиться она не могла. Добавила наставлений:

— Подчитай литературку, и начинаем работать.

Владимир Викторович от страха потерять новые одежды и обещанный гонорар в долларах начисто забыл про выпивку и засел за медицинскую литературу. Неделя упорного труда принесла весомые результаты. Это не наставления, как лучше упереться у забора, и не секс на операционном столе: «…Я вырезала ему аппендикс, и мы слились в экстазе», — это практика ученого мужа, и Нинелия вывела Хрисгоумова в общество.

Пыжиться каждый писатель может, разве кроме Виктора Астафьева, и Христоумов подъезжал к гостинице «Орленок». где «Русское, золото» устраивало массовое кормление по случаю пятилетия, с надутыми щеками.

В бывшем актовом зале, где прежде устраивались слеты для пионеров и комсомольцев, собирались на халяву именитые гости, в основе своей артисты, певцы, режиссеры. привыкшие гостевать на шару. Устраивал кормление и выпивание президент «Русского золота» умничка Таранцев с тремя ходками за спиной, известный меценат. Созвал он и людей серьезных: банкиров, фирмачей, чтобы паслось меж них ненасытное стадо людей творческих. Сюда и привезла на показ Нинелия Мот своего профессора-нейрохирурга.

Ее здесь узнавали и знали многие, кому ж, как не бомонду, знать своих скоморохов, сами такие, зато к восходящей звезде нейросексопатологии, которую представляла она, относились с умным любопытством. Костюмчик и позолоченные очки с пенснушками делали Христоумова значительным, а почти вся столующаяся на шару аристократия страдала импотенцией. Христоумов знакомился вальяжно. речь густо не оснащал медицинскими терминами, давал понять, что цену себе знает и хорошо обеспечен. Тем, кто набивался на лечение, он добродушно отвечал: «Что вы, друг мой, с вашей проблемой справится любой заштатный врач, зачем вам тратить бешеные деньги на универсала моего класса?» Мотвийчучка млела от восторга, ей не пришлось краснеть за своего протеже.

Цель, ради которой Христоумов терпел адские муки при виде множества напитков, появилась спустя чае после начала торжества.

— Вот он, — сжала локоть Христоумова Нинелия. — Посиди с Лидой, а я пощебечу с ним.