Набат 3

— И ладно, — опять согласился президент, опустив голову. — Остальные, кто при мне, четверть твоего не скажут. а кому дам под зад, выначиваются, понимаешь. Обидно, досадно… и ладно. Знаешь, не дурак я, не придурок, я придуриваюсь. Опустошен. Но я президент. Суверен. И пусть про меня гадости измышляют, я неподсуден. — Для большего уверения президент вскинул указательный палец, словно проткнуть ему атмосферную оболочку запросто, а он останется невредим. Как он мог не вспомнить его, когда они предстали в Кремле с Воливачом, Судских не понимал, и совсем ведь недавно было.

«Или его вправду психотропиками потчуют?» — недоумевал Судских.

— Я согласен, — посчитал нужным высказаться он. — Клинтона отстраняют по всей законности и суверенности тем не менее.

— Билла? Так я похитрее его, соломки заранее подстелил, знал, с какой шайкой тягаться буду. И Америка — не Россия. Американцы зажрались, понимаешь, мнят о себе много, дешевые спектакли крутят, а цены дерут. Нам бы такое, о-о-о… — Опять палец в небеса. — Представляешь, генерал, родовитая еврейка у российского президента хрен сосет? Нация бы так сплотилась, почище победы «Спартака» над «Реалом» было бы действо. Да настоящие американцы, англосаксы, должны Клинтону памятник из чистого золота поставить! В том и беда — свалился он из мажора в минор. В Штатах итальяшка американец и еврей американец, и скреплено это конституцией, а у нас Конституция еврею гарантирует еврейство, чукче — чукчанство. а русскому — болт со шлямбуром. Понимаешь разницу?

— Вы гарант, у вас есть право написать Конституцию для русских, — вставил Судских.

— Э, генерал, да что ты знаешь о том, как пишется она? Перо в руки берешь, а его уже все позолотили, кроме бедняг русских. Шта думаешь, охота мне, еле ползая, бремя тянуть? На хрен бы оно сдалось, будь преемник! Черномырдина? Это пахан у нефтяной мафии, ей ломти нарезает. Примакова? В тихом болоте черти водятся. Лебедю такого не объехать, не обойти, мальчишка. Лужкова? Делить будет власть с измайловскими и солнцевскими, дальше Садового кольца выпускать нельзя. Явлинского? Ну кто его всерьез примет? Его только на пятьсот дней и хватит.

— Зюганова забыли?

— Я забыл? Это он забыл, на каком драконе едет. Да тьфу на всю его партию! Одного указа достаточно. Да кто им власть отдаст? Но пасаран!

— Видишь как? Человеческое во мне отбили.

Президент посмотрел в глаза Судских и оперся на его руку:

— А дал бы ты мне толкового офицера? Не жалко? Я бы из него главу администрации сделал, нужен такой человек. Не жалко?

— Не жалко, — подтвердил Судских. — Уговорю генерал-майора Бехтеренко. Святослав Павлович — толковый офицер.

— Давай. Имя хорошее, — оживился президент. — Я тебе верю. А обо мне печалиться нечего. Понимаешь? Я не туз, но я джокер. Многим игру испортил. Ты еще обо мне вспомнишь. Все вспомнят. Очень вспомнят…

Высокие створчатые двери отворились, опираясь на руку Судских, в Георгиевский зал вошел президент. Как восклицания, ярко вспыхивали блики фотовспышек, жужжание камер наполнило зал.

Но не появившийся президент приковывал внимание всех журналистов, репортеров, чиновников и генералов, а двухзвездный их коллега, о котором они почти ничего не знали.

Судских поклонился президенту и стал в общую генеральскую шеренгу.

Действие началось.