Набат 3

— Запросто: у них мухи отдельно и котлеты отдельно. Понял? — взялся верховодить напарник. — Кого их китайский бог умом обидел, тот политикой занимается, в экономику не лезет, там думать надо, а рабочий человек — хоть бизнесмен, хоть инженер — в политику не лезет, у него специальность есть, а у нас, кроме политики, заниматься нечем. Каждый себя считает грамотным.

— Ну а ты сам что бы для порядка сделал? — пытал соседа Судских.

— Ленина надо, чтоб землю заново крестьянам отдал, и тотчас эсерку Каплан найти, чтоб Ленина в мавзолей положить, чтоб крестьянство успело подняться. Есть крестьянин — будет Россия без омонов и шмонов. Вот какой хозяин стране нужен.

Разговор прервался неожиданным появлением нового персонажа: дверь открылась, и внутрь втолкнули девицу.

— О, — не то удивился, не то обрадовался собеседник Судских. — Тебя-то зачем сюда?

— На закуску, — зло ответила девица. — Вас пиздить будут, а меня трахать. Первый раз, что ли? Мужики, давайте сбежим?

— Ты, закусочная, отдыхай, — чувствовал себя хозяином сосед Судских. — Гебе свое, а у нас встреча с ОМОНом.

— Вам повезло, — отвечала девица. — ОМОН отменяется. Нас ментам отдали и повезут в сто сорок шестое отделение, а я там все ходы-выходы знаю. Нас ОМОН за отбросы посчитал, а мы ментам нос утрем. Лады?

— Лады, — за обоих ответил сосед Судских.

— Тогда по моему сигналу. Тихо…

В «воронок» подсели два милицейских ефрейтора, и машина тронулась. Они всем видом своим давали понять, что ничего общею с задержанными не имеют, но еще отыграются над ними за ночной рейд. Один изредка бил кулаком в ладонь, другой, по причине полной сопливости, перекладывал на коленях автомат то так то эдак.

Как и предсказывала девица, через двадцать минут «воронок» остановился у 146-го отделения милиции. Они вышли за ефрейторами и пошли гуськом, а те даже не оглядывались, идут за ними или нет. Их считали рабами.

— Два бомжа и соска, доложил один из ефрейторов у стойки дежурного, где восседал унылый капитан.

Соску в дежурку, а этих… сами знаете.

Всех троих повели коридором. Девица шла впереди; оглянувшись, она подмигнула Судских и показала на боковой коридор.

— Стоять, — с ленцой велел ефрейтор у двери рядом с боковым коридором. Он сунул дубинку под мышку, отпирая дверь, другой стоял рядом, поигрывая своей дубинкой.

Девица сориентировалась раньше всех. Едва первый ефрейтор вошел в дверь, она пихнула второго и рванулась в боковой коридор. Ефрейтор от неожиданности потерял равновесие, шлепнулся на зад, Судских с напарником кинулись за девицей. Упавший ефрейтор изловчился и схватил напарника Судских за штанину, тот по инерции навалился на спину Судских и сбил его с ног. Падая, Судских подвернул лодыжку.

— Беги! — посторонился на полу Судских, давая дорогу собрату по несчастью, перекрывая путь погоне. На шум и крики ефрейторов сбежались человек пять ментов и, не расспрашивая, что произошло, взялись охаживать чужака дубинками. Судских изворачивался как мог, зато молотили его от души: за то, что чужак и попался, за то, что зарплата маленькая, за то, что не подставил другую щеку, за собственную тупость и бессонную ночь — за все. Когда раздался окрик дежурного капитана, Судских уже терял сознание. За сегодня на нем отыгрались три ветви власти, так сказать.

— Убежали двое, товарищ капитан! Этого еле перехватили.

— Вижу. Отставить…

Он нагнулся надлежащим, приподнял веко, пощупал пульс.

— Вроде жив. Врача сюда!

Вместо врача появился хмурый подполковник, завис над распластанным Судских.

— Эх, лимита сраная, даже бить нормально не умеете. Всего мужика изувечили… Постой-постой, из-за него бар-каши бучу подняли! По описаниям — точно он. Давай быстро приводи его в чувство. — приказал он капитану. — За ним приедут.

— Так это тот самый? — снова стал разглядывать Судских капитан, — Ничего себе…

— Тот не тот, а предъявить надо было в целости. Хаю теперь не оберешься.

Да ладно тебе, — успокаивал капитан. — В управу перевозят и пусть сами разбираются. Оказал сопротивление. Не забили до смерти — пусть судьбу благодарит.

— Херню нести не надо, — грустно усмехнулся подполковник, — Сегодня он лежащий, а завтра? Дынин и Комков уже допрыгались. Когда картошку из Турции в Россию возят, кому будет дело до тебя или меня?

Времечко, — сплюнул капитан.

Судских на этот раз приходил в себя тяжело. В голове мощный оркестр наяривал заключительную часть «Болеро» Равеля, тело, повинуясь дирижеру, исторгало один сплошной вопль, глаза не хотели открываться, да и жить не хотелось.

Его никогда не били. Сам драться не любил, и с ним не дрались.

За одну ночь он получил тройную порцию справедливости беспредела и беззакония силы.

Сознание затмилось опять, когда его подняли и понесли куда-то по коридору, который норовил превратиться в сияющий никелированный желоб.

— Ну как? — услышал он знакомый Голос.

— Погано, — ответил Судских.

— Так тебе и надо, — без сожаления позлорадствовал Голос. Закон жизни неизменяем: не ты бьешь, тебя быот.

— Закон слабых, — возразил Судских. — А простой мужик лучше тебя задачку решил. Без омонов и шмонов жить надо.