Мальчишка был молод, горяч, однако бонд уже не раз убеждался в его цепком уме и хитрости. С юным хевдингом надо было держаться настороже, любое слово могло оказаться ошибочным.
— Чего ж тут оценивать? — удивился Рюрик. Воткнул меч острием в землю, облокотился на крестовину, испытующе воззрился на бонда. — Мы захватили самый большой город франков, на поясе Красного Рагнара висит замок от его ворот, король Карл прислал к нам гонцов с просьбой не идти далее в его земли и 7000 фунтов серебра. А добычи, взятой здесь, хватит не на одну, а на две или три зимы. Ты не умеешь ценить воинские доблести, бонд, но вряд ли ты не умеешь считать…
Про 7000 фунтов серебра Сигурд услышал впервые. Добыча и впрямь оказалась куда большей, чем он предполагал.
— Рагнар согласился взять деньги и покинуть город? — поинтересовался он.
— Красный не глуп. Он взял серебро за обещание. За два дня мы заберем из города все, что сможем погрузить на корабли, и уйдем домой. — Рюрик прищурился, убрал упавшую на лоб светлую челку. — Что тебя беспокоит, бонд?
Сигурд не знал. Все складывалось удачно: король франков объявил о своем бессилии, обратный путь обещал быть легким, в Рейне их ждал радушный прием, а уж оттуда до моря было совсем близко, день, не более…
Размышляя, бонд скользил взглядом по виднеющимся в проломе стены разрушенным домам, сломанным дверям, костру, в котором полыхали чьи-то вещи, трупам, возле которых, поджимая хвосты и повизгивая от страха, вертелись оголодавшие собаки.
— Ты прав, хевдинг. — Он сунул меч в ножны, развел руками. — Мы добыли все, чего хотели. Женщины, слава, богатство — разве не за тем мы шли в этот город?
Говоря, он вытер вспотевшую шею, наткнулся пальцами на мешочек, некогда подаренный ему маленькой колдуньей. После смерти Айши бонд берег ее подарок, хотя саму колдунью вспоминал редко, лишь иногда в ночи ему чудился ее певучий голос или в памяти всплывало бледное тонкое лицо с кошачьими глазами.
Смяв мешочек в руке, Сигурд подумал, что Рюрик уже наверняка не помнит ее, Бьерна, Кьятви и других, утраченных в долгом пути. Вряд ли он помнит даже свою сестру Гюду. У хевдингов короткая память, и погибших друзей успешно заменяют новые…
— Ты хитер, как Локи, бонд, — вымолвил мальчишка. Недобро улыбнулся: — Ты говоришь не то, что думаешь, а то, что я хочу слышать. Твои мысли отличны от твоих слов, а твои слова отличны от твоих дел. Ты сражаешься, как воин, но не радуешься победам. Ты думаешь, как бонд, но не радуешься добыче. Ты говоришь, как друг, но разве друзья прячут правду?
«Великая Фрейя, избавь меня от него!» — мысленно взмолился Сигурд. Уцепился взглядом за женскую фигуру, крадущуюся вдоль разрушенной городской стены и старательно вглядывающуюся в столпившихся у огня воинов, ушел от неприятного разговора:
— Женщины франков отважны, если сами ищут себе мужчин средь победителей…
Рюрик обернулся.
Женщина у стены остановилась, закружилась, махая руками, словно отбиваясь от осиного роя, затем, пригнувшись, вновь двинулась дальше. Она была в темной юбке и светлой рубашке с круглым воротом. Голову женщины закрывала косынка то ли синего, то ли черного цвета. Она то и дело поправляла косынку и рубашку, на ее запястье что-то блестело…
— Эрна? — узнал Сигурд. Осекся, покосился на хевдинга.
После победы над франками мальчишка проводил со своей женщиной мало времени. Сигурд постоянно видел ее на драккаре — похудевшую, мрачную, с неприятным злым блеском в глазах и дрожащими руками. Она почти не разговаривала и больше не радовалась украшениям, а, сгорбившись, сидела на корме и куталась в теплый плед. Гримли сказал Сигурду, что Рюрик избил ее, — вестфольдец не видел, как это случилось и когда, но видел на ее плече огромный синяк и слышал, как она плакала…
— Что ей тут надо? — наблюдая за неуверенными движениями женщины, спросил Сигурд.
Эрна пошатнулась, упала на колени. Потом поднялась, задирая юбку, перелезла через рухнувшую балку аблама, затопталась на месте, будто не зная, куда идти…
Пальцы Рюрика сомкнулись на крестовине меча, костяшки побелели.
Словно почуяв его гнев, Эрна повернулась к нему. Даже издали Сигурд заметил безумие, исказившее ее лицо. Эрна радостно вскрикнула, бросилась к молодому хевдингу. Рубашка на ее груди была разорвана, в прорехе болтались полные груди. Одна казалась темной, почти черной, от покрывшего ее синяка. Однако на побои это не походило.
— Пожар! — на бегу закричала Эрна. Схватилась за рваные края рубашки, раздернула их, полностью обнажив грудь. Теперь Сигурд увидел, что вся ее кожа покрыта синюшными пятнами. Местами пятна вздулись и полопались, выворачивая наружу покрытое гноем мясо.
Воины у костра услышали крик Эрны, многие уже смотрели на нее, указывали пальцами то на нее, то на Рюрика. Щеки мальчишки налились багровым румянцем.
— Сука… — прошипел он. Поднял меч, шагнул навстречу Эрне.
Зря, — не добежав с десяток шагов, она вдруг остановилась. Ее ноги подкосились, тело стало мягким, как тесто, поползло вниз.
Сигурд кинулся к упавшей женщине.