Могильников вывернул мокрую сумку, из неё выпала маленькая черно-белая фотография с мальчиком на трехколесном велосипеде. Лея заметила, подняла фото.
— Олег Уюкович, — окликнула его девушка с улыбкой, — какой чудесный ребенок! А кто это? — и протянула Могильникову фото.
Кира в это время натянула веревку между деревьями, чтобы повесить на них мокрые вещи патологоанатома. Юля была в палатке, а Тощий… Тощий вновь куда-то испарился, не заметила его внезапную пропажу даже Лея, хотя и пристально за ним наблюдала.
Патологоанатом взял из протянутой руки Леи фото, взглянул на него… Его охватило странное, сильное беспокойство. Могильников все утро не мог понять, что он делает в тайге с неизвестными и совершенно неинтересными ему людьми. Фотография, наконец, вернула его в нужное русло — сын. «Где мой сын?» — подумал про себя Могильников.
Шерлок Холмс и доктор Ватсон…
«Ватсон» проснулся с дичайшей головной болью, как это не странно, вовсе не от похмелья. Проснулся в каком — то шалаше, на раскладушке, кривой и родившейся явно в Советском Союзе. Темень, что царила вокруг, настораживала. Вдобавок ко всему, в дальнем углу кто-то скребся. Почему такая кошмарная обстановка, спросите вы? Как бы ответил «Холмс», который, кстати говоря, находился возле костра в десяти метрах от шалаша — это элементарно! Дарьян Покровский был абсолютно уверен в том, что он — доктор Ватсон. Очнулся он в темнице, в углу что-то скреблось. Это внушало ужас. Ответ был очевиден…
*Гав*
— Собака Баскервиллей… — вскрикнул «Ватсон», и судорожно закрылся с головой покрывалом. Не заметил, как высунул ногу. Пёс подошёл, лизнул конечность, чем вызвал бурные, очень бурные эмоции. Инстинкт самосохранения заставил Дарьяна бежать сломя голову прочь. Он подскочил на раскладушке и сразу ж уперся головой в потолок. Пригнулся, рванул к выходу, но в тесном пространстве споткнулся о собаку, затем о велосипед, стоящий у входа и вылетел из шалаша вперед головой. Пёс устремился за ним.
Старик, он же «Холмс» по сценарию, сидел возле костра. Ему нравилось наблюдать за тем, как тлеют угли в костре, нравился запах горящего дерева, нравился его треск. В эти минуты он словно отдалялся от внешнего мира и наслаждался свободой. Пётр Ильич Чайковский считал себя свободным от всех человеческих проблем. Его не волновали ни политика, ни войны — зачем думать о том, что нас убивает, если в конце пути нас всё равно ждёт смерть! В своей жизни он успел повидать все и, как считал, всё сделать. С женой прожил 50 лет в браке, вырастил четверых детей. У всех уже семьи, да и внуки имеются. Дуб возле дома посадил. Теперь он жил беззаботно, наслаждался каждой минутой и, разумеется, не упускал возможности веселиться, устраивая розыгрыши, совершая действия и поступки, на которые адекватный человек просто не способен. Стали бы вы выгуливать курицу, как домашнее животное, на поводке? Кстати, этому есть разумное объяснение — человек живет, как ему вздумается. Но автор комедии признается — он и сам иногда не понимает мотивов старика…
Итак, стоило только Дарьяну ночью под действием грибочков случайно упомянуть при старике, что ему нравятся великие сыщики: Шерлок Холмс и Пуаро, как дед, не раздумывая, воспользовался этим и написал для бедного Дарьяна новую «реальность».
— Собака существует! — закричал «Ватсон». Он поднялся с земли и на четвереньках отбежал подальше от палатки. Обернулся — из шалаша вышла обычная молодая овчарка. Парень успокоился и плюхнулся на землю.
Старик хохотал, ему было настолько весело, что в какой-то момент перехватило дыхание — подавился собственной слюной. А Дарьян немного, скажем так, недоумевал от происходящих событий. Собака, чей нос был испачкан, видимо, в сметане, радостно лизнула ему щеку и принялась носиться по лагерю, ударяясь о каждое дерево, куст и, в конце концов, наступила на куриное яйцо.
Улыбка сползла с лица старика, он склонил голову к коленям и скорбно, но довольно громко произнес: «Вот и настал конец жизни собаки Баскервиллей».
И в тот же миг в лагерь явился пернатый хаос, чьё имя вызывает неистовый ужас в сердцах людей, которые хотя бы однажды общались с Петром Чайковским. Дикая и неадекватная, но в то же время очень умная птица по кличке Марфа, с воплями набросилась на бедную собаку. Та отчаянно заскулила и бросилась прочь, куда угодно, лишь бы не находиться к этому куриному созданию ближе, чем за несколько километров.
— Марфа, «цоб-цобэ!» — радостно подозвал птицу старик, снял с веточки, которую держал над костром, подгоревшую зефирку, бросил курице. Та жадно подхватила лакомство и поскакала в ту же сторону, куда в панике убежала жучка.
Дарьян присел рядом с шалашом, над входом которого, кстати, висела табличка с надписью: «Welcome to Hell!». А старик потянулся сладко, протяжно зевнул и резко выпрямился, вспомнив, что забыл достать из костра…галоши. Он там их сушил. Разумеется, они высохли, до комочков из расплавленной резины. Самое забавное, что старик сохранял абсолютное спокойствие.