Наблюдающее Я

Научный метод применим скорее для проверки, нежели для открытий, и в самом способе его использования кроется основополагающее различие между мистицизмом и западной наукой. Некоторые утверждают, что акт постижения не подлежит верификации и лежит за пределами науки. Например, Басуи, мастер дзэн, живший в XIV веке, говорил: «Ваш разум–сущность не подвержен рождению или смерти. Это ни бытие, ни небытие; ни пустота, ни цвет–и–форма» [3]. Что ученому делать с этим утверждением? Понятие «разум–сущность» не может быть точно определено, и данный постулат невозможно проверить наблюдением. Но в ответ на подобное возражение, мы можем сослаться на идею Эйнштейна об «искривлении» пространства. Способны ли мы проверить это положение? Мы наблюдаем пространство и изучаем кривые, но наш личный опыт не подтверждает гипотезы, что пространство искривлено. Эйнштейн мог бы возразить: «Кривизна пространства не воспринимаема с помощью пяти чувств. Если на протяжении многих лет изучать физику и вникать в математические расчеты, можно прийти к пониманию того, что это утверждение истинно, и увидеть, как оно связано с известными вам явлениями». Такой же ответ, вероятно, дал бы и Басуи: «Вы не можете воспринять “разум–сущность” с помощью органов чувств. Если вы несколько лет посвятите особого рода изучению, вы сможете прочувствовать истинность моих слов». И конечно, и Эйнштейн, и Басуи добавили бы: «Вам понадобится учитель, который понимает сущность вопроса, материал, подходящий для работы, вы должны быть открыты обучению, а также обладать интеллектом и мотивацией, необходимыми для достижения понимания в столь сложной области». В этом случае мистицизм не следует считать чуждым науке.

И все же, если говорить о предмете изучения и применяемых методах, мистицизм отличается от науки. Одно из различий состоит в том, что мистики считают получение информации личного характера главной составляющей своей работы. Там, где западные ученые смотрят вовне, на внешний мир, последователи мистической школы обращают взгляд внутрь себя, на внутренний мир, в том числе и на то, что в них задает вопросы. Ученый–мистик сам становится объектом своего изучения, а его сознание предоставляет ему необходимые данные для изучения. Опять же, такой подход может показаться весьма ненаучным, если отталкиваться от привычного образа исследователя как отстраненного, объективного регистратора наблюдаемых феноменов. Однако и подобный взгляд на ученого скорее фантастичен, нежели реалистичен. Нам известно, что наблюдатель никогда не бывает отстранен до такой степени, чтобы не влиять на объект исследования. Эйнштейн убедительно показал, что исследователь, измеряя пространство и время, включает себя в проводимое измерение. Ученый не может только «наблюдать». Рассматривая роль субъективного фактора в науке, Гейзенберг заметил:

Обратившись к различным концепциям в прошлом, настоящем и будущем, с помощью которых человек, опираясь на науку, пытается найти свой путь в этом мире, мы увидим, что чем дальше, тем большую роль в организации подобных идей играют субъективные элементы. Классическую физику можно считать идеализацией, к которой мы прибегаем, рассуждая о мире, как если бы он был отделен от нас самих [4].

Хотя идеал объективного наблюдателя не только теоретически невозможен и почти не встречается, однако ряд обширных сфер человеческого опыта требует от исследователя личной вовлеченности в изучаемый феномен, поскольку тот не может быть адекватно передан через одни только описания. Например, опыт восприятия музыки, секса, плавания, танца или вкушения изысканного блюда невозможно выразить, но можно понять, что это такое, если попробовать самому. В медицинской диагностике в значительной степени требуется то же самое. Нужно слушать и слушать, чтобы распознавать различные оттенки сердцебиения, хотя при чтении учебника кажется, что все и так вполне понятно. Необходимость лично пережить исследуемый феномен лучше всего знакома психотерапевтам и психоаналитикам. Давно признано, что люди, изучающие такие специальности, должны сами пройти курс психотерапии или психоанализа в процессе профессиональной подготовки. Одна из многих причин состоит в том, что в определенных сферах опыта реальные переживания не могут быть переданы только словами. Каждый, кто когда–то прочел о «переносе»3 (transference) в психотерапии, а потом сам испытал его на себе, осознает разницу между теорией и опытом. Как и мистическое состояние сознания, такие вещи не поддаются точному описанию. Их можно познать лишь с помощью них самих.