Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля

Это он делал кожу Сульта такой горячей, а взгляд живым и страстным. Анна часто спрашивала себя, откуда у Сульта столько энергии? Он умел радоваться без причины. Ей казалось, что внутри ее мужа полыхает костер, который не задует ни один ветер и не погасит дождь. И Анна привыкла доверять этому огню. Супруги жили дружно, однако их привычки не всегда встречали понимание во внешнем мире. В обществе Сульт порой бывал так эмоционален, что ставил людей в неловкое положение.

В Клубе художников, куда Анне хода не было, он пытался преодолеть окружающую его стену молчания с помощью мимики и жестов. В разговоре касался собеседников пальцами, брал их за руки, что смущало даже самых близких знакомых. Заметив это, он быстро замкнулся в себе. С тех пор Сульт часто возвращался из клуба немного навеселе. Пить – вот все, что ему оставалось. Коллеги охотно соглашались опрокинуть с ним бокал-другой. Как иначе было с ним общаться? Сульт был особенный. Он принадлежал к их кругу, оставаясь вне его.

Дома после собраний он рассказывал Анне обо всем, кроме этого. В лицах изображал самые веселые сцены, искусно представляя глупцов и самодовольных типов. Он касался Анны горячими кончиками пальцев, и она смеялась до слез. Иногда Сульт приносил домой вино или пару бутылок пива, чтобы продолжить пиршество в компании жены. Ничто не могло омрачить его веселья. Оба они понимали, что происходящее в клубе не имеет никакого значения.

Действительна только работа.

Вот что Сульт пытался донести до молодежи. Убедившись же окончательно, что его не слушают, он все чаще стал впадать в размышления о черном свете. Под конец это походило на одержимость.

Глухонемой работал не покладая рук. Даже в самый пасмурный из зимних дней, когда небо лежало над морем, как крышка, он изучал свет, делал заметки и зарисовки. Его отлучки в город раз от разу становились все продолжительнее. Сульт и раньше проводил много времени на свежем воздухе, но теперь он уходил с рассветом и возвращался лишь к вечеру, когда на улицах зажигали газовые фонари. Он бродил далеко за таможенной заставой, в скалах или вдоль берега. Похоже, ничего не ел, потому что закуска, которую Анна утром клала в его сумку, возвращалась к ней вечером нетронутой.

Но случалось, Сульт оставался в городе. Несколько раз его видели на Северном мосту: он наблюдал за тем, как река пенится в водоворотах. Сульт стоял там часами с непокрытой головой, не обращая внимания на дождь и снег и не отвечая на приветствия, за что Анна неоднократно его упрекала.

Сульт объяснял ей, что работал над новой картиной. Черный свет проявляется только в водоворотах, он хотел его схватить. Сульт задумал большое полотно маслом, на котором не будет ничего, кроме черного света – ни перил моста, ни зданий, ни людей, ни даже линии горизонта. Вероятнее всего, продать его не удастся, тем не менее Сульт его напишет. А на подготовительную работу уйдет не меньше нескольких месяцев.

Анна спросила его, что такое черный свет.

Сульт долго не отвечал, а потом объяснил, что чернота – это свет особого рода, предельной концентрации. Изобразить его – сложнейшая задача для живописца. На последней фразе он улыбнулся.

Тогда Анна поинтересовалась, почему на этой картине ничего не должно быть, кроме черного света. Сульт молчал несколько минут, прежде чем сказать, что это единственное, что стоит писать. Потому что черный свет – основа всего сущего, предельная степень уплотнения света.

Анна слышала об этом одну легенду. В ней говорилось о сыне морского короля, который мечтал получить бессмертную душу, то есть стать человеком. Помочь ему в этом могла земная женщина, которая полюбила бы его и пожертвовала бы ради него всем. Таковая нашлась.

Но и принц дорого заплатил за свое превращение. Каждый шаг по земле отзывался нестерпимой болью, как будто принц ступал по острым ножам. Боль была тем более мучительна от того, что несчастному под самый корень отрезали язык, так что он не имел возможности произнести ни единого слова по-человечески.

«Тогда он стал писать, – продолжила про себя эту историю Анна. – Он рисовал воды, из которых вышел, и ничего другого, но никогда не оставался доволен своей работой».

Изображая морские волны и покрытое тучами небо, Сульт все чаще бросал в отчаянии кисть. Он хотел добраться до святая святых – внутреннего света, выразить то, перед чем бессильны слова. Но сказано: «Как ты не знаешь путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной, так не можешь знать дела Бога, Который делает все»[21]. Сульт отбрасывал кисть в сторону. В такие минуты он бушевал и бился, будто запертый в клетке. Он то осторожно пробирался вдоль стен, трогая их дрожащими руками, то вдруг испускал леденящий душу крик, которого сам не мог слышать. Тогда к нему прибегала Анна и пыталась его утешить. Но Сульт отталкивал ее.