– Нет, мальчик, – качнул головой наблюдатель. – Не надо низводить нас до простых смертных. Ни власть, ни обогащение нас не интересуют. Ирония заключается в том, что благополучие мира – это залог и нашего процветания тоже. Но разве можно прожить несколько тысячелетий в клетке? И можно ли наслаждаться видами, открывающимися за стенами тюрьмы, если вся эта красота тебе недоступна?
– И вы поэтому решили их разрушить? – прошипел я, остро жалея, что Изя у меня парализован и не способен вонзить свои иглы в сидящую напротив тварь.
– Мы – узники в своем собственном мире, – едва слышно прошептал старик, когда я забился внутри своего кокона. – Заложники существующего порядка, запертые здесь без права на освобождение.
– Да разве кого-то из вас тащили на эту должность силой?!
– Иногда выбор невелик, – усмехнулся он. – Но я уверен, что тебе это знакомо. В каком-то смысле мы с тобой даже похожи.
– Я хотел просто жить и стать здоровым, – зло выдохнул я, все еще тщетно пытаясь освободиться. – А чего добиваетесь вы?!
– Мы стремимся вернуть то, чего нас лишили. К свободе спокойно перемещаться. К свободе принимать решения. Не только мечтать, но и воплощать пришедшие на ум идеи. Искать иной путь развития для мира, который нам передали на хранение. Не слепо подчиняться правилам, установленным невесть кем и невесть когда. А творить. Выбирать…
– И убивать, – внезапно успокоился я.
– Да, – так же спокойно признал наблюдатель. – Если этого потребует дело. Ни одно препятствие не стоит того, чтобы перед ним останавливаться.
– А теперь такое препятствие для вас – я…
– В твоем теле я смогу беспрепятственно перемещаться между слоями реальности, – не стал отрицать он. – Мы сможем вернуть контроль над ситуацией. Восстановить барьер. Мир снова будет цельным. Но за все нужно платить.
Я только хрипло рассмеялся, когда он приблизил лицо вплотную и открыл морщинистый рот, чтобы высосать из меня душу. А потом увидел, как эта мерзкая харя тоже начала меняться, и понял, что времени у меня осталось совсем немного.
Глава 22
Зрелище и без того дряхлой, а сейчас стремительно разваливающейся на куски плоти стало, пожалуй, самым мерзким за всю мою недолгую жизнь в этом мире. С наблюдателя старое тело не просто сваливалось – оно буквально разлагалось, видимо, и впрямь до конца исчерпав дарованный природой запас сил.
То, что обнаружилось под ним, вообще не поддавалось описанию. Как именно
Наверное, мне еще никогда не попадалось настолько мутной, черной и древней души, один вид которой вызывал чувство безграничной брезгливости. Но именно глядя на нее, я вдруг осознал, что вижу перед собой не просто душу, а воистину мертвую душу, по-настоящему изжившую в себе то светлое и чистое, те самые крохотные осколки тепла, что даже от некко в той или иной степени, но все-таки оставались.
При виде этой твари забившиеся под самый потолок девчонки, похожие на два маленьких солнца, испуганно затрепетали. Да и немудрено. На их месте я бы вообще в щель заныкался, чтобы древняя тварь обо мне не вспомнила и не решила перекусить столь редким деликатесом.
Они и правда поначалу прыснули в сторону, поддавшись безотчетному порыву. Однако когда наблюдатель попытался до меня дотронуться, так же неожиданно передумали. Заколебались. И, перемигнувшись, словно договорившись о чем-то, вопреки всем законам логики стремительно спикировали вниз и ярко вспыхнули, заставив ослепленную тварь непроизвольно отшатнуться.
Вспышка длилась жалкую долю тины. На большее у девочек, видимо, не хватило сил, после чего они все-таки юркнули под упавший с меня во время смены матрицы плащ, где еще остался незаполненным один из кристаллов.
Однако именно в то самое мгновение, когда беспощадный свет осветил все пространство вокруг, я неожиданно понял, что глянцевая плитка на полу вовсе не однородна. Более того, успел подметить метнувшиеся в мою сторону несколько темных пятнышек, которые, пока наблюдатель приходил в себя, торопливо шмыгнули под каблук. Одновременно с этим моего смятенного разума коснулась осторожная, кажущаяся абсолютно невозможной мысль. Следом за ней пришел целый ворох непонятных, но удивительно ярких картинок. Затем пришла еще одна мысль, полная грусти и одновременно сожаления. Но я в ответ лишь широко улыбнулся.
«Давайте, братцы. Что бы вы ни задумали, я в деле. А если мы и помрем, то вон ту жирную гадину я точно заберу с собой. Работаем!»