– Прошу вас, миссис Кейн-Рослин. Это полиция, всего один вопрос, это не займет много времени.
Никаких признаков жизни. Мейерс подергал дверную ручку, и, к его удивлению, дверь открылась вовнутрь. Она вообще не была заперта.
В нос ударил тошнотворный запах.
– Боже милосердный…
Мейерс судорожно обшаривал карманы на предмет носового платка, но ничего такого не находилось. Тогда он направился к кухонному окну, раздвигая мебель, распахнул его без особого труда и высунулся наружу. Чистый зимний воздух… сейчас Мейерсу казалось, что он не дышал им целую вечность. Как будто за какие-то пару минут успел стать частью обволакивающего комнаты смрада.
Между тем пальцы нащупали завязанный узелком платок в кармане мундира. Мейерс ненавидел то, что ему сейчас приходилось делать, но он был полицейским. И должен был разобраться в том, что произошло в этой квартире.
Мейерс глубоко вздохнул, прижал платок ко рту и носу, отвернулся от окна и огляделся. Кухня как кухня. Все как будто в порядке, если не считать тонкого слоя пыли на буфете. На столе в тарелках гниют остатки какой-то пищи. Они покрыты голубовато-белой плесенью и, безусловно, тоже внесли лепту в этот жуткий запах, но никак не могут быть его главным источником. Рядом два наполовину полных бокала и бутылка вина. Совсем не дешевого, судя по этикетке. Что бы там ни случилось с Люси Кейн-Рослин – а ничего хорошего от увиденного до сих пор ждать не приходилось, – это застало ее во время еды. Обеда или ужина, который она, похоже, с кем-то делила.
Мейерс заметил на буфете коричневый бумажный пакет с иероглифами. Китайская кухня на вынос. Кто-то навестил миссис Кейн-Рослин и даже принес угощение. Но что произошло потом?
Мейерс вышел из кухни. Он знал, что самое страшное впереди.
Люси Кейн Рослин обнаружилась в детской комнате. Во всяком случае, так это выглядело – раскладной диван, покрытый ярким лоскутным одеялом, шторы с цветочным рисунком на окнах. Детский платяной шкаф, одна дверца которого открыта, и в нем – два пуловера на вешалках. На стене – Кэт Стивенс[4], лицо на втором постере не показалось Мейеру знакомым. На кресле – ворох журналов и исписанной бумаги. На деревянных полках, поддерживаемых пластиковыми подпорками, книги для детей и подростков, насколько можно судить по ярким обложкам. Подбор книг, а также фотография Кэта Стивенса позволяли сделать вывод, что комната принадлежит скорее мальчику подросткового возраста. Но этот вывод констебль сделал позже, когда оправился от первого шока и смог осмыслить увиденное.
Люси Кейн-Рослин лежала на спине посредине комнаты и походила больше на вздувшийся мешок из коричневатой кожи – и это притом что сухой холодный воздух плохо отапливаемого помещения скорее способствовал сохранности останков. Лицо действительно относительно неплохо сохранилось, только глаза – точнее, то, что от них осталось – не удавалось разглядеть с такого расстояния. Подойти ближе Мейерс решился не сразу. Ему и без того с трудом удавалось сохранять самообладание.
Он вполне мог бы посчитать эту смерть естественной, при всей ее кошмарности – с пожилой женщиной случился приступ, после того как гость ушел, и она даже не успела убраться в квартире, – но этой версии противоречила одна странная деталь. Изо рта покойной что-то торчало – как будто что-то большое, но у констебля не возникло никаких идей по поводу того, что это могло быть. Взяв волю в кулак, Мейерс приблизился и склонился над зловонным трупом. Полотенце, похоже. Большой кусок клетчатой ткани, больше всего напоминающий кухонное полотенце. Кто-то затолкал его ей в горло. И заклеил нос несколькими полосками упаковочного скотча.
Констебль поднялся и подошел к окну, которое открылось так же легко, как и окно на кухне. И снова высунулся, вдохнул полной грудью свежий воздух.
– Боже милосердный, – повторил он, вытирая влажный от пота лоб носовым платком.
Похоже, пожилая дама пролежала здесь несколько недель и ее никто не хватился. Прискорбное обстоятельство, но, к сожалению, не такое уж редкое. Сейчас многие люди, тем более пожилые, оказываются никому не нужными в момент смерти, и их отсутствия никто не замечает. И все же в случае Люси Кейн-Рослин это выглядело особенно удивительным, поскольку у той в Лондоне была дочь, которая могла до сих пор не знать, что матери нет в живых. Мейерс отвернулся от окна и оглядел комнату. Здесь было, как и на кухне, чисто и уютно – и в то же время не похоже на то, что в семье водились деньги. Мебель самая простая, занавески и одеяла и вовсе, насколько он мог судить, сшиты вручную. Квартира, где вырос прокурор?.. Сегодня жизнь Тары Кейн наверняка выглядела иначе.
Но ведь Люси Кейн-Рослин умерла не от сердечного приступа. Кто-то засунул кухонное полотенце ей в глотку. Возможно, она подавилась им. Убийство? С какой целью, интересно? Констебль с трудом мог предположить наличие в квартире ценностей, ради которых идут на такое. Тогда в чем смысл?