Наблюдатель

– Этот цветок, – она указала на экран, где стояла на коленях перед клумбой, – этот цветок был мною. Я была неотделима от него, от земли под ногами, от стен вот этого поместья, от всех вас. Мы все сплавились вместе, все… воедино. Я не могу выразить. Но я знала. И сейчас знаю! Все это было мною, и я была всем этим – была и есть. Джулиан, я всё еще всё!

Каро лежит – сколько ей было лет? шесть? семь? – на одеяле в садике за домом и смотрит на проплывающие в небе облака. А потом, в один миг, нет ни облаков, ни самой Каро. Она находится нигде и везде, вплетенная в то, что позднее стала называть тканью мироздания. Она – это облака, трава, ветерок и муравей, перебирающийся через ее руку. Она является всем, и всё является ею.

– В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир – в зерне песка.
В единой горсти – бесконечность,
И небо – в чашечке цветка[14]

,

– странным тоном, понизив голос, продекламировал Джулиан. – Уильям Блейк.

– Нет, – сказала Каро громче, чем ей хотелось бы. – У Лоррейн всего лишь случился приступ эпилепсии височной доли. Барбара, мне необходимы все материалы аппаратных обследований.

– Это была вовсе не эпилепсия, – сказала Лоррейн. – Если бы ты сама испытала, если бы ты побывала там… Ничего похожего на эпилепсию. – Она глядела на Каро, но это был именно взгляд, а не яростный луч, способный чуть ли не испепелить несогласного. Лоррейн, судя по всему, была совершенно уверена в том, что видела, и ей не нужно было лезть в драку и доказывать свою правоту. – Это было словно… словно… всё во вселенной, на самом деле, единое…

– Ну, – негромко произнес Вейгерт, – строго говоря, так оно и есть. Материя, энергия и сознание – единое целое. Они неразделимы.

Уоткинс ничего не сказал. Он развернул кресло к двери и уехал, подталкиваемый Камиллой. Каро успела заметить на его лице гримасу, как будто он был горько разочарован. Почему?

20

Каро и Барбара работали до глубокой ночи. Карты мозга Лоррейн были особенно ценны тем, что их можно было сопоставить с данными Джулиана. Часть мозга, по-видимому, вызывавшая у них обоих чрезвычайно подробные, ясные галлюцинации, была небольшой и плохо отображалась. Снимки обоих испытуемых показали сильные нейросоединения к гиппокампу, где обрабатывались воспоминания, – в этом не было ничего удивительного. Куда больше их заинтересовали сильные связи с прилежащим ядром, именуемым в просторечии «центром удовольствия», с лобной корой, отвечающей за осознанное познание, и с затылочной долей, анализирующей свет и движение.

Но никаких признаков эпилепсии височной доли.

Каро нахмурилась. Картинку нельзя было истолковать двояко: причиной испытанных Лоррейн потрясений не была электрическая буря, которая, как известно, вызывает религиозные или мистические переживания. Не было значительной активности и в теменной доле – том отделе мозга, который сообщает «я», где начинается и заканчивается тело. Опытные практики медитации овладевают умением уменьшать кровоток в этой области, что порождает ощущение внетелесных переживаний.

Тут было что-то другое. Каро не знала, что именно, но была уверена, что в научной литературе ей ничего подобного не встречалось.

Зато карта получилась великолепная.

– Если так будет продолжаться… – задумчиво произнесла Барбара.

– …мы сможем сами выбирать, в каких лучших журналах публиковаться, – закончила Каро.

И они захихикали, как двенадцатилетние девчонки.

* * *

Перед тем как лечь, Каро проверила электронную почту. Она чуть не забыла об этом – час был уже очень поздний, и ее мысли были заняты данными, которые она только что изучала. Но она все же включила ноутбук. Важных писем среди спама оказалось лишь два. В первом Эллен сообщала, что у нее, Кайлы и Анжелики все в порядке.

Второе было от Джулиана.