Наблюдатель. Господин изобретатель. Часть VII

[5] Николай Илларионович Скрыдлов — боевой офицер, награжденный орденом Святого Георгия за подрыв турецкого корабля минным катером «Шутка», командовал соединениями кораблей на Балтийском и Средиземном морях, в реальной истории стал командующим Тихоокеанской эскадрой после гибели адмирала Макарова, но оставался во Владивостоке, куда должна была прорваться эскадра из блокированного Порт-Артура.

[6] В нашей истории кличка Кровавый прижилась после «кровавого воскресенья» 1904 г., однако, ничто не мешало Ники получить ее после Ходынки, тем более, что жертв там было больше.

Глава 7. Отчеканен в золоте, отлит в бронзе

26 сентября 1898 г, понедельник, Санкт-Петербург.

С утра принесли конверты с приглашениями на среду — мне а Аничков дворец, к Марии Федоровне, Христо — к Военному министру Ванновскому (с припиской: можно в партикулярном платье, но с наградами), хорошо, хоть время разное, Ибрагим сначала отвезет меня, а потом вернется за Христо.

На сегодня у меня запланирован визит на Механико-оружейный завод, где я пайщиком. Хочу встретиться со Второвым и в глаза ему посмотреть, как Лизхен ухитрилась без документов, удостоверяющих право собственности, продать Второву мой пай. Узнаю, сколько бронеходов в месяц выпускает предприятие и, заодно посмотрю, как там мой Техникум.

По пути на завод заехал в «Лионский кредит» и спросил, не было ли мне вчера перевода на три миллиона рублей. Клерк ответил, что никаких переводов мне не было. Не боится, значит, братец Ванечка! Что же, подождем, пока «кулинар» вернется и накормит его китайскими вкусняшками.

У входа на завод топтался офеня[1], развесив на заборе цветные картинки для народа — лубки. Место выбрал хорошее: у работяг копейка водится, глядишь, кто и купит цветную картинку — прикрыть засиженные тараканами стены. Набор обычный — естественно, царская чета и коронация в Кремле, далее — народные сказки в виде комиксов (а что это такое?) про Бову-королевича, про то «Как мыши кота погребали» и прочие популярные в данное время сюжеты. Привлекла меня картинка, где два флота — японский и русский, бились между собой. Бронированные корабли, дымя многочисленными трубами и, ощетинясь огромными орудиями в башнях и без оных, палили друг в друга с расстояния несколько сот метров. В небе в виде комет с огненными хвостами, летали круглые черные бомбы…

Что интересно, тонули и горели только корабли под флагом страны Восходящего солнца. Вот, значит, как — бьем японского супостата в хвост и в гриву, а нам хоть бы что, как заговоренные. Еще одна картинка с военным сюжетом висела рядом. На этом лубке страшные черные гусеничные машины, плюясь огнем из бойниц, молотили японскую пехоту и кавалерию. В гусеничных страхолюдинах я с трудом опознал собственные бронеходы, так как реальные были в два раза меньше по размерам, да и стволов пулеметов и орудий на картинке было штук шесть. Поодаль горели японские восьмиколесные боевые машины и вид у них был жалкий — пробитые борта, поникшие стволы, скорченные черные трупы у разбитых колес.

Увидев, что я с интересом разглядываю печатную продукцию, офеня обратился ко мне:

— Ваше высокопревосходительство, вот, дозвольте предложить вам самоновейший экземпляр, только что из типографии-с, еще повесить не успел: «Русский казак спасает корейскую королеву», — и офеня развернул передо мной картинку.

На картинке была надпись: «Подвиг есаула Забайкальского войска Христофора Ибрагимова, спасающего из лап японцев корейскую королеву Мин». Вот это да! Сподобился отведать арабский ассасин всероссийской известности! Только ошибочка вышла — Хаким тогда числился подпоручиком по Главному Штабу, хотя на вылазку он вряд ли бы надел штабной мундир с аксельбантами, вот и на картинке был изображен чернобородый казак с чубом из-под черной папахи с желтым верхом, в черной черкеске с газырями и орденами. Погоны и впрямь есаульские — казачьи серебряные с одним просветом и без звезд, как у кавалерийского ротмистра или армейского капитана.

Левой рукой он прижимал к себе обнявшую его за мощную шею миниатюрную королеву (чтобы ни у кого не возникало вопросов, на ней была золотая корона). Ну, прямо монумент советскому солдату-освободителю в берлинском Трептов-парке (явно что-то из воспоминаний Андрея Андреевича), тем более, что в правой руке вместо меча у казака была огромная шашка. Этой шашкой он пластал японцев налево-направо, судя по количеству тел у него за спиной, тянувшихся в виде двух валов от ворот замка в азиатском стиле: башенки, пагоды, зелень садов за высокими красными стенами. А вот сзади к новоявленному Илье Муромцу («а где направо махнет палицей — там улочка, а налево махнет — переулочек») уже подкрадывался зловещего вида японец с кинжалом, с которого стекали капли жидкости с надписью «ЯдЪ».

— Вот что братец, заверни-ка трубочкой в бумагу мне две картинки с казаком, две с бронеходами и одну с морским боем.