Но отпуск закончился, настало время возвращаться домой. Папа твердо заявил, что кроликов с собой взять нельзя. Может, отдать их в хорошие руки? Или выпустить на свободу? Лео плакал, протестовал, но понимал, что ему придется расстаться с пушистыми друзьями. Дни шли, поездка домой приближалась, но никто так и не принял решения, что делать с кроликами. И в день отъезда утром случилось следующее.
Лео проснулся от того, что Вероника вошла в комнату, достала кроликов из клетки и куда-то понесла.
Тельца совершили дугу и рухнули на землю четырьмя этажами ниже. Лео не помнил, слышал ли он, как кролики шлепнулись о землю, или додумал этот звук потом.
Он с воплями бросился обратно в комнату, захлопнул дверь и зарылся головой в подушку. Он думал, что, когда мама придет просить прощения, он не станет смотреть на нее, он крикнет, что никогда ее не простит, что он ее ненавидит. Но она не пришла. Никто не пришел.
Лео слышал, что папа проснулся и пошел выяснять, что случилось. Лео помнил, что мамин голос было едва слышно, а папа быстро перешел на крик. Сперва Лео думал, что папа ругает маму за то, что она сделала, но потом понял, что папе нет никакого дела до кроликов. Им обоим было на них наплевать. Он возмущался совсем по другой причине.
Крик отца – последнее, что слышал Лео, прежде чем крепко прижать к голове подушку.
– Элена, что ты сказала?
Я смотрю на лейку на подоконнике, чувствую, как тяжело дается мне каждый вдох.
Сумка, брошенная в реку. Кролики, выброшенные с балкона.
– Как ты себя чувствуешь? Ты так тяжело дышишь, словно бежала!
Филип с рыжеволосой женщиной. Слезы Вероники на кухне. Черное пламя в глазах, провожающих Филипа. Яростная расправа над розами. Она вонзала в них ножницы так, словно перед ней были не цветы, а живой человек, которого она хотела уничтожить.
– Алло! Элена!
Сестра повышает голос, вырывает меня из транса. Будь она здесь, она бы начала трясти меня за плечи, требовать ответа. Но ее тут нет. Никого тут нет.
– Я переживаю за него.
– За кого? За соседа? Лео?
Я не отвечаю. Мой взгляд обращается к окнам напротив, окнам кухни Стормов. Еще светло, но шторы задернуты. Может, были задернуты весь день. Я берусь кончиками пальцев за лист цветка на подоконнике и тяну – сперва слабо, потом сильнее.
– Судя по всему, ты принимаешь проблемы своих соседей близко к сердцу, Элена. Я надеюсь только, что ты не забываешь про себя. Я много чего наговорила, когда мы общались в последний раз. Я знаю, что обидела тебя, я не хотела…
Я резко выпускаю лист из пальцев.
– Увидимся в пятницу и все обсудим. Или, если хочешь, я с радостью навещу тебя раньше.
– Нет-нет, – удается мне выдавить. – Увидимся в пятницу.
Я заканчиваю разговор и кладу трубку. Смотрю на задернутые шторы в окнах напротив до слез в глазах. Но не отвожу взгляда. Что там происходит?
Я включаю компьютер и открываю поисковик. Набираю Веронику Сторм. Результатов немного. Ссылка на студию йоги в паре кварталов – судя по всему, место работы, и ссылка на сайт выпускников юридического факультета. Я поднимаю глаза и смотрю на дом напротив. Значит, Вероника юрист, как и ее муж. Но вместо работы в престижной юридической фирме она работает администратором в студии йоги. Как так получилось? Явно не предел амбиций для студентки юридического факультета? Может, что-то случилось? Что-то, что поставило на карьере юриста крест?
По коже бегут мурашки, я поеживаюсь.
Почта открывается автоматически, краем глаза вижу новое письмо. Не задумываясь, щелкаю по значку. И только когда письмо открыто, я понимаю, от кого оно. Ошеломленная, я пробегаю взглядом строчки. Он помнит, что мы договорились связываться только по серьезным поводам. И он пишет, потому что кое-что
Я встаю, делаю пару кругов по кухне, выпиваю стакан воды и, снова присев, замечаю Филипа, идущего к дому. Провожаю его взглядом, пока он не скрывается за дверью. Возвращаюсь к экрану. Дочитываю письмо. Такое ощущение, что Петер рядом, стоит у меня за спиной, положив руки мне на плечи. Он хочет обнять меня, ждет, когда я прислонюсь к нему, прижмусь к нему щекой. Два фрагмента пазла.