– Я пришла к ней домой, – говорю я хрипло. – Что-то в моей внешности или поведении напугало ее. Обнаружив, что она мертва, я не позвала на помощь, не вызвала скорую или полицию. Я просто сбежала.
Сестра отвечает не сразу, и я перевожу взгляд на свечу и смотрю на пламя, пока перед глазами не начинают мелькать цветные пятна.
Первые дни я ждала, что в любую минуту ко мне ворвется полиция. Что они будут меня подозревать, снимать отпечатки пальцев и так далее. Может, кто-то из соседей видел, как незнакомая женщина убегала прочь от дома. Но ничего не произошло. А потом я увидела некролог в газете, где было написано, что Анна неожиданно и трагически ушла из жизни, оплакиваемая друзьями и родственниками. Ничто в коротком тексте не намекало на то, что в ее смерти было что-то подозрительное. Шли дни, недели, но ничего не происходило. А потом позвонил Петер.
– Это не твоя вина, – повторяет сестра. – У тебя был шок, и ты… это не твоя вина. Это несчастный случай. Петер ведь сказал то же самое? Он же должен был быть в курсе.
Я моргаю. Слова Петера звучат у меня в ушах.
Но дело в том, была в ее смерти моя вина или нет, решать не мне и не Петеру. Но я не озвучиваю эту мысль.
Вскоре после этого мы решаем пойти спать. Мы обе измождены, но сестра изъявляет желание остаться на ночь. При этом она хочет спать на полу у моей кровати. Я протестую, говорю, что привыкла спать одна. И что за мной не нужно присматривать.
Сестра гладит меня по щеке:
– Разве ты не помнишь, что я сказала раньше? С этого момента ты никогда больше не будешь одна.
Когда я иду в ванную чистить зубы, я слышу, как она говорит по телефону с Вальтером, сообщает, что останется со мной на ночь. Голос у нее нежный, и на прощание она говорит:
Я ставлю щетку на место и разглядываю свое отражение в зеркале. Теперь я знаю, что произошло на самом деле, но в этой истории осталась еще пара темных пятен. И только один человек может помочь мне расставить все по своим местам. Я поговорю с ним завтра.
50
На следующий день сестра будит меня только ближе к обеду. Я открываю глаза и вижу ее одетой рядом с кроватью.
– Мне нужно идти, – говорит она. – У меня запись к хорошему физиотерапевту. Я могу отменить, но к нему так трудно попасть на прием и…
Я отмахиваюсь от нее:
– Конечно, иди, я справлюсь.
– Я позвоню тебе позже, хорошо?
Я киваю, но она не двигается с места. Я заношу подушку.
– Иди уже.
– Соня, – смеется она и идет к двери.
Я запускаю в нее подушкой, но промахиваюсь. Сестра показывает мне язык и исчезает. Я слышу, как она спускается по лестнице и выходит из дома. Я потягиваюсь в кровати и только сейчас понимаю, что впервые за долгое время спокойно проспала всю ночь.
На кухне я замечаю, что сестра заварила в чайнике чай. Я выпиваю чашку, доедаю остатки вчерашнего ужина и мысленно планирую день.
Время от времени поглядываю во двор. И внезапно вижу Лео. Он сидит без дела на лавке перед кустами рододендрона. Даже книги в руках нет, он просто сидит и выводит узоры кончиком ботинка. Словно ждет кого-то.
Я выхожу из дома и иду к нему.
– Можно присесть?
Он кивает и пододвигается, освобождая мне место.
– Как ты? – спрашиваю я.
Он отвечает, что все о’кей и спрашивает про мой лоб:
– Что случилось?
Я пожимаю плечами, опускаюсь на лавку и подставляю лицо теплым лучам солнца. Проходит минута, потом две.
– Лео, – говорю я. – Мне нужно кое-что у тебя спросить. Мы с твоей мамой вчера долго говорили в домике и…
– Я волновался за нее. На самом деле! Это правда.
В голосе мальчика слышится резкость, я касаюсь коленки Лео рукой.
– Никто в этом не сомневается, Лео.
Я поворачиваюсь к нему лицом, но он смотрит перед собой:
– Я хочу, чтобы ты знал, что я никому не раскрыла твоих секретов. Ни о ней, ни о…
– Эта история с сумкой, – перебивает Лео и поворачивается ко мне. – Это действительно произошло. Она швырнула сумку в воду. Нарочно. Она думает, что я был маленький и ничего не помню, но я все помню. И она действительно странно вела себя в последнее время.
Я киваю.
– Думаю, она захочет поговорить с тобой об этом, когда вернется. Это необходимо вам обоим. И тебе не нужно волноваться за родителей. Тебе нужно думать…
Я нахмурилась.
– Сколько тебе лет, кстати?
– Скоро исполнится четырнадцать.
– Тебе нужно думать о себе, быть обычным четырнадцатилетним пацаном.
Он улыбается незаметно, но я все равно вижу.
– Видишь, ты улыбнулся!
Я пихаю его в бок, он отвечает тем же.
– Никто уже не употребляет слово «пацан». По крайней мере, среди моих сверстников.
Он снова становится серьезным.
– О чем вы говорили? Вы с мамой?
– Помимо прочего, о преимуществах богатой фантазии.