Я попыталась прочитать следующее объявление более весело, но оно оказалось таким печальным по содержанию, что с каждым следующим словом я расстраивалась все сильнее и под конец чуть не плакала. «В минувшую субботу УШЛА ИЗ ДОМА и бесследно пропала МИССИС АГНЕС ФАУЛДС или КРОУФОРД. Среднего роста, худая и бледная, с каштановыми волосами. На ней была серая шаль, полушерстяное платье в горошек, темная нижняя юбка. Она двадцати семи лет от роду и слегка повреждена умом. За любые сведения о пропавшей будет сердечно благодарен ее Муж, Т. Кроуфорд, проживающий по адресу Кинг-стрит, 42, Калтон».
— Ах, боже мой! — воскликнул господин Джеймс, расхаживая взад-вперед. — По крайней мере на сей раз твой скорбный вид вполне уместен. Да, настоящая трагедия. Но заметь! — Он поднял палец и обратился ко мне, словно к присяжному на суде. — Ни о каком вознаграждении не идет речи. Видишь, один человек готов денежно вознаградить вас за возвращение барана, а другой обещает лишь словесно поблагодарить за спасение своей жены. Смею предположить, нет ни малейшей необходимости читать все статьи в газете, ибо здесь — в нескольких коротких объявлениях — перед вами раскрывается вся человеческая природа. Да, безусловно. Ну, давай следующее.
Так все и продолжалось. Я читала объявления, он комментировал. Все это время я краем уха прислушивалась к звукам в доме, беспокоясь, как бы миссус не пришла в кухню в мое отсутствие, ведь чем дольше я сижу в кабинете, тем больше вероятность, что я с ней не встречусь. Поэтому я испытала огромное облегчение, когда, переворачивая газетную страницу, услышала, как господин Джеймс кашлянул и зашуршал бумагами. Он взял со стола каталог с нарисованной на обложке диковинной металлической конструкцией.
— На сегодня достаточно, Бесси. Можешь возвращаться к работе. Молодец.
— Благодарствуйте, сэр.
Он прищурился и проницательно взглянул на меня.
— Подозреваю, за всеми твоими тяжкими вздохами и меланхолическим видом стоит какой-нибудь молодой человек. Но помни, Бесси, это всегда не так страшно, как кажется. Ручаюсь, одним прекрасным утром ты проснешься и подумаешь: до чего же я была глупой!
— Правда ваша, сэр, — говорю. — Похоже, вы знаете меня лучше, чем я сама.
И поспешно вышла из комнаты, прикусив язык, чтоб не сказануть чего похуже.
Кухонная дверь, которую я за собой закрыла, теперь стояла распахнутой, и мое сердце невольно затрепетало. Я замедлила шаг и неторопливо вошла в кухню, беззаботно поглядывая по сторонам, готовая изобразить удивление при виде миссус. Вдруг мне удастся втянуть ее в разговор? Может даже, она посидит со мной, покуда я стряпаю ужин. Я могла бы быстренько написать чего-нибудь в дневнике и показать ей. Но в кухне никого не оказалось. На столе меня ждала записка. Подписи на ней не было, но я сразу узнала почерк.
Так вот до чего мы дошли, до письменного общения (насчет чертовой головной боли я ни на секунду не поверила). Я скомкала бумажку и в сердцах швырнула в помойное ведро. Должна добавить, настроение у меня не улучшилось, когда немного погодя мне пришлось выуживать оттуда записку, потому что я запамятовала, к какому часу миссус распорядилась подать ужин.
Вечером я отнесла ужин в столовую, как было велено. Я впервые обслуживала миссус вдвоем с мужем и должна была бы, по крайней мере, испытывать любопытство. Однако новизна происходящего не возбудила моего интереса, поскольку на сердце у меня лежала тоска, такая же бурая и вязкая, как соус на баранине. (Я в точности следовала рецепту, но к сожалению, результат не совсем оправдал ожидания.) Когда я поставила тарелки на стол, господин Джеймс кивнул мне, но миссус даже не посмотрела на меня, она явно избегала моего взгляда. Всякий раз, пока я находилась в комнате, она изо всех сил старалась поддержать беседу с мужем и безостановочно сыпала вопросами — так раз за разом бьешь по мячу, чтобы подольше удержать его в воздухе. Мне показалось, она не закрывает рта, чтобы только не дать мне встрять в разговор (а я и не собиралась!).