Набоковская Европа

Юлька (в ужасе закрыв лицо руками). Просто друзья? Такой дружбы не бывает.

Макс. Слушай, ты сегодня просто не в духе. Какая разница! У мужчины должно быть много женщин – это нормально. Ты придаёшь всему слишком большое значение!

Юлька (насмешливо). Значит, мы с тобой больше не «друзья».

Макс. Как скажешь. (Ирине.) Идём, а то на концерт опоздаем.

Макс и Ирина уходят.

Юлька (к Оле). Опять измена. Опять пустота. Мне остаётся только любить того, кто ко мне не придёт.

Оля. Ты всё так сильно воспринимаешь. А сходи-ка лучше на приём к Сонбергу!

Юлька. А кто это?

Оля. Знаменитый психоаналитик. Его даже в Ивановске знают.

Юлька. Ни за что!

Оля. Хуже-то не будет.

Юлька. Хотя… Вдруг он знает какую-то тайну, которая сможет перевернуть всё! Да, я схожу к Сонбергу. Я обязательно схожу. (Снимает со стены Портрет Писателя.)

Оля. Я пойду. Боюсь упустить поезд. Как побываешь у него, – позвони мне! Пока! (Оля уходит.)

Юлька стоит одна на сцене, обняв Портрет Писателя. К ней подходит Смерть Писателя и бережно берёт её за плечи.

Юлька (Резко поворачивается к Смерти Писателя.) Когда уже я буду нужна тому, кто нужен мне?

Смерть Писателя. Перестань, не плачь. Я не могу больше видеть твоих слёз.

Смерть Писателя достаёт из кармана плаща песочные часы, переворачивает их и ставит на стол. Время бежит. Смерть Писателя уходит.

Картина 17

Юлька, Сонберг

Юлька приходит в приёмную к Эмилю Сонбергу. В руках у неё Портрет Писателя. Посредине приёмной стоит диван, укрытый ковром с венгерским орнаментом. Слева от дивана, со стороны головы пациента, стоит кресло профессора.

Сонберг. Ваше имя?

Юлька. Все зовут Юлькой.

Сонберг. Ваш возраст?

Юлька. 17 лет.

Сонберг. Ложитесь на диван. (Юлька ложится, обняв Портрет Писателя). Вот так. На подушку. Головой ко мне. Что у вас случилось?

Юлька (спокойно и решительно). Я люблю великого человека. Сонберг (улыбаясь). Похвально. …Смело. Что же это за человек? Чем же он так велик?

Юлька. (Перечисляет, загибая пальцы). Он научил меня видеть и слышать людей, он научил меня думать и говорить, он подарил мне красочный мир, цвета и оттенки смыслов, он научил безошибочно чувствовать ложь и любую подделку в жизни!

Сонберг. Отрадно, что он дал вам хорошее воспитание. Это… ваш отец?

Юлька. Нет, мой отец умер, когда мне было одиннадцать лет.

Сонберг. Вот видите: ваше либидо не получило развития, потому что влечение к отцу не было реализовано. Это и послужило причиной появления симптомов. (Довольно потирая руки.) Расскажите мне подробнее о вашем отце.

Юлька. Я ничего не помню о нём.

Сонберг. Тогда, может, это ваш отчим, питающий к вам повышенный интерес?

Юлька (смеясь). Нет, у меня нет отчима.

Сонберг. Или это ваш маленький друг детства? Первые детские исследования, знаете… Тут даже разница полов не так важна…

Юлька. Друг детства? Денис? Он же совершенно туп, двух слов не мог связать. Нет, я никогда его не любила.

Сонберг (несколько теряя терпение). Так кто же он? Какой-нибудь актёр или певец?

Юлька. Да, певец особой эстетики.

Сонберг. Незаконченная эдипальная ситуация часто служит причиной того, что девочки влюбляются в певцов, актёров…

Сонберг. Не путайте моё чувство с сотворением кумиров, елейным идолопоклонничеством, растрёпанно-заплаканным фанатизмом или пылкой подростковой влюблённостью. Чтобы понять моё чувство, нужны: система высоких ценностей, недюжинная образованность и особый угол зрения.

Сонберг. Вы говорите несколько путано. Знаете, мне это напоминает, простите, какую-то секту. Чисто по-человечески я вам не рекомендую связывать себя с подобными организациями. Давайте лучше вернёмся к разговору о вашем отце. Здесь хотя бы можно нащупать какую-то почву.

Юлька. Про него мне совершенно нечего добавить. (Вскакивает с дивана и подбегает к Сонбергу.) Доктор, взгляните на портрет!

Сонберг (глядя на Портрет Писателя, растерянно). Не могу припомнить.

Юлька. Его образы стали именами нарицательными. Его имя знают даже те, кто не прочёл ни одной его книжки!

Сонберг. Так он – писатель?!

Юлька. Да, великий писатель, изменивший всю мировую литературу и эстетику!

Сонберг. (Хитро.) Человек искусства способен так переработать свои личные переживания, что они становятся притягательными для других. И тогда он получает от жизни всё, о чём мог только мечтать: деньги, мировое признание, любовь девушек…

Юлька. Да, его игра слов или заставляет преклоняться, или ставит в тупик. И моя книга о Нём. В ней уже двести восемьдесят семь страниц, а ещё не сказано самого главного.

Сонберг. Самый простой выход – сублимировать энергию либидо в творчестве.